— Гурри!
Она испуганно вздрогнула. Это был отец. Они изумленно смотрели друг на друга.
— Как ты сумела так прыгнуть? — спросил наконец Бэмби.
— Я не прыгала, — ответила, смеясь, Гурри.
Она быстро и коротко рассказала обо всем отцу. Бэмби тоже засмеялся. Он ничего не понял из случившегося, но у него словно гора свалилась с плеч.
Смех отца очаровал Гурри.
— Где мама?
Она спросила об этом от счастья без всякой задней мысли.
— Идем, — сказал он.
Они долго шли незнакомыми тропами. Потом Гурри начала узнавать заросли деревьев; теперь она устремилась вперед и отцу приходилось ее сдерживать. Наконец они добрались до лежки.
Фалина уже проснулась и была на ногах.
— А вот и мы, вдвоем, — сказал Бэмби.
— Гурри, — тихо проговорила мать.
— Мама, — сказала Гурри.
Разбудили Гено.
— Ух ты! Сестра! — закричал он.
Иволга в воздухе взмахнула крыльями от радости и вскрикнула:
— Как я рада!
Это она сказала просто так, не думая о семействе ланей. У нее был свой собственный праздник, который каждый день начинался заново. Праздник бытия.
Фалина с детьми торжественно и гордо шла на луг. Она грациозно переступала ногами, словно танцевала. Посадка головы выдавала ее благородное происхождение. Не осталось никаких следов горя, унижений и забот. Она словно преобразилась, снова стала добродушной, спокойной мамой. Теперь она имела право и хотела себя показать. Ей не надо было больше ни от кого скрываться, не надо было стыдиться, не надо было ни о чем сожалеть.
Дети тоже шли не так, как раньше, а чуть горделиво. Они начали взрослеть, и взрослость прелестно сочеталась с еще проявляющимися детскими повадками. Какая то радостная серьезность отличала Гено, словно это он пережил страдания и приключения сестры. А Гурри, казалось, сохранила прежние легкомыслие и живость. У нее была грация маленькой девочки-балерины, чистое, чарующее обаяние беззаботного существа, рожденного для счастья. Мать и отец баловали ее, она принимала их любовь, как нечто само собой разумеющееся, как должное.
Бэмби нигде не было видно.
Ролла, Бозо и Дана не поверили своим глазам, когда Фалина с двумя детьми вышла на луг, Фалина, если не принимать во внимание ее праздничное настроение, вела себя как обычно. Гено тоже, а Гурри и подавно.
«Ничего не случилось. Все в порядке, иначе и быть не могло!» — казалось, говорил весь их вид.
— Гурри! Гурри! Гурри! — в растерянности кричали друзья, перебивая друг друга. — Ты снова здесь? Ты жива? Это же просто чудо!
— Я жива! Конечно жива! О каком чуде вы говорите?
— Но. Послушай… — Ролла не знала, что и оказать.