— Когда ты заметила, что его нет? — спросила Гурри.
— Она предчувствовала самое плохое и была готова помочь.
— Когда я… Когда? Я не знаю… не уверена… я не помню… внезапно он пропал! Пропал! Мой Бозо!.. Мой бедный Бозо!
— Вы ничего не слышали? — продолжала расспрашивать Гурри, обращаясь к Лане. — Никакого прыжка, как если бы это был лис, никакого шороха листьев?
— О, Бозо! — всхлипывала Ролла.
— Мы ничего не слышали, — сказала Лана.
— Пошли! — зазвенел голос Гурри. — Пошли, ведите меня вашей дорогой! Давайте искать! Мы найдем его! Он еще там.
— Он еще там, — механически повторила Ролла.
Гурри пошла впереди, через некоторое время Ролла и Фалина ее сменили.
— Не отчаивайся, — утешала Фалина, — я понимаю твою боль и твою озабоченность. Я пережила много больше Я сочувствую тебе! Но не отчаивайся! Еще есть надежда!
— Надежда, — рыдала Ролла, — одна только надежда.
— Знаешь, это очень много, — сказала Фалина. — Гурри думает, что он еще там! Гурри умница!
Они шли тропинками, по которым Ролла с детьми добиралась до лежки. В лесной чаще то там, то тут одни тропинки пересекали другие. «Здесь он был еще с вами?» — время от времени спрашивала Гурри.
— Да! — отвечали ей то Ролла, то Дана.
На новый вопрос Гурри Ролла сказала:
— Да… нет… нет…
Лана ответила твердо:
— Нет, нет!
— Больше не надо ходить друг за другом, — распорядилась Гурри. — Каждый из нас должен искать следы на своей тропинке…
Они разделились, шли медленно, боязливо прислушиваясь, готовые увидеть самое ужасное. Вдруг Гурри услышала какой-то шум. Она остановилась, даже не опустив ногу, и стала напряженно вслушиваться. Шум повторился. Какой-то сильный треск. Кустарник, если его дергать, шуршит очень коротко. Потом — пауза, И снова громкий, неестественный треск, затем короткая пауза.
Гурри поняла, откуда доносится шум, и поспешила туда. Там была старая, почти заросшая тропинка. На ней в петле лежал Бозо.
В ту минуту, когда Гурри его увидела, он, обезумев, старался освободиться: бил ногами и барахтался, глаза вылезали из орбит; он задыхался, воздух со свистом вырывался из груди. И чем сильнее он дергался, тем туже затягивалась петля.
— Бозо! — сказала ему Гурри, — милый, бедный, Бозо, не шевелись.
Но Бозо, несмотря ни на что, отчаянно старался вырваться. Он не мог произнести ни слова.
— Не двигайся, мой хороший, — умоляла Гурри, — лежи спокойно, иначе будет хуже.
Когда Бозо послушался ее, она сказала, — Я сейчас приведу твою маму.
На крики Гурри прибежала Ролла и остальные. Они в ужасе стояли рядом с почти задохнувшимся Бозо. На Бозо невозможно было смотреть. Бледный, выбившийся из сил, он уже не шевелился. Его обмякший язык торчал наружу, как у мертвеца, невидящие глаза уставились в одну точку. Казалось, он покорился своей участи и ждет смерти.