— Мне плохо… Я не могу идти дальше.
— Не устраивай театр! Вперед! Дома я тебе, так и быть, помогу. Перевяжу и даже накормлю, прежде чем сдам полицейскому. Я не зверь, как ты. Но теперь без глупых шуток — вперед!
Оба зашагали к дому егеря.
Но птицы, и не только «сторожа», разнесли эту удивительную историю по всему лесу. Все слушали ее с изумлением, никто не мог поверить, что Они могут так враждовать друг с другом.
В чаще тем временем произошла встреча с тем, кого считали погибшим. Бозо, еще на бегу начал кричать:
— Мама! Мама! Мама!
— Там ребенок зовет мать, — сообщила Фалина. Все замерли и стали слушать.
— Мама! Мама! — разносилось по лесу.
— Это Бозо! — возликовала Ролла. — Бозо! Мой Бозо! Я узнаю его голос! Бозо! Бозо! Бозо!
Она бросилась ему навстречу. Бозо, обезумев от радости, пустился в пляс вокруг матери.
Остальные тоже прибежали. Это была радостная встреча.
— Лана, моя любимая сестренка!
— Бозо, мой брат Бозо!
Теперь они хотели услышать, что произошло, как Бозо попал в беду и как, ему удалось убежать. Бозо рассказал. Он почти ничего не понял из того, что с ним случилось, жертвой какого преступления он стал, и еще меньше понимал, каким образом ему удалось освободиться. Но то, что он знал и пережил, он рассказал. Ролла и Лана засыпали его вопросами.
— Он был рядом с тобой? Какой Он? Расскажи о Нем больше!
Фалина и дети не задавали никаких вопросов; они молча слушали.
Наконец, Ролла опомнилась:
— Ты должен к ним очень хорошо относиться. Они нам так сочувствовали, все трое. Это настоящие друзья! Особенно Гурри! Она утешала меня, она утешала Лану и меня в нашем горе, в нашей беде! И она оказалась права!
Бозо держался прекрасно. Правда, он немного смущался, потому что не забыл о прежних размолвках. Он, однако, вспомнил, что Гурри стояла рядом с ним, когда он задыхался в петле.
Гурри все эти нежности очень скоро надоели. Она вскричала:
— Теперь пошли спать! Я устала!
— И уже совсем светло, — вставил озабоченный Гено.
Осторожно пошли они к своим лежкам.
Ночи похолодали. Листва в кронах деревьев мало-помалу заиграла разными цветами: золотисто-желтым, темно-коричневым, медно-красным — все ярче и ярче. Листья опадали, кружились в воздухе и ложились на землю.
— Листья оживают, — сказал Гено.
— Как раз наоборот, — объясняла Фалина, — они умирают.
Все меньше зеленых листьев оставалось на деревьях и кустах; лес пылал многоцветьем. Перестала выпадать роса. На рассвете, когда лани искали свои лежки, нежный белый иней покрывал луга и прогалины. Перестали петь птицы. Даже черных дроздов почти не было слышно. Исчезали из виду иволги. Давно пропали кукушки. Можно было только услышать, как тараторят сороки, пронзительно кричат сойки, попискивают синицы и каркают вороны. Словно стесняясь, из редка барабанил дятел, но он больше ни разу не засмеялся. Поутру звучало сухое гуканье фазанов, которые, проснувшись, с шумом слетали на землю со своих спальных мест. По ночам не очень высоко в небе, вытянув шеи, тянулись вдаль большие птицы. Они были такого же серого цвета, как облака, которые почти все время закрывали небо. Птицы летели необычным отроем. Впереди — вожак, за ним — остальные, причем стая была похожа в воздухе на циркуль с раздвинутыми ножками. Рисунок полета никогда не менялся. Всегда одна птица летела сзади и чуть сбоку другой; стая всегда напоминала такой циркуль. Птицы кричали дикими, удивительными голосами.