— Знаешь, Фалина, — заговорил он, и голос его дрогнул, — от этого большого Страха я уже давно не нахожу себе места! Я ненавижу этот шум, эту травлю! Я ненавижу необходимость принимать мгновенные решения, чтобы ускользнуть! Я хотел бы избавить от этого детей, тебя. — Он улыбнулся: — И себя…
Приближались сумерки. Они предвещали конец охоты, несли лесу покой. В эту ночь — такое случалось редко — в лесу царил подлинный мир. Никто не разбойничал. Никого не преследовали, никого не убивали. После буйства смерти жизнь снова робко встрепенулась, но страх все еще давал о себе знать.
Постоянная опасность всех обессилила, запугала и потрясла. Все удивлялись своему спасению, но от неимоверной усталости не могли ощутить живительной силы радости. Еще было огромное количество раненых, калек и увечных. Были и те, кто в мучениях боролся с одолевавшей их смертью. Бэмби, Фалина и дети пересекали заросли. В одном месте сидел фазан, он задирал кверху маленькую головку, вертел во все стороны шеей, которая отливала металлическим блеском, и сжимал клюв от боли.
Гурри подбежала к нему:
— Что с тобой?
— О, — ответила птица, — ничего особенного. Только со мной покончено. Уж лучше бы я умер.
— Скажи все-таки, что случилось? — осторожно спросил Бэмби.
Фазан почти не мог говорить:
— У меня нет обеих ног… Я никогда не смогу бегать, никогда не смогу сесть на ветку дерева… Никогда.
Он потерял сознание.
Пригорюнившись, лани пошли дальше.
— Завтра. Он найдет его, — предсказал Бэмби. — Если фазан до утра не умрет собственной смертью, его огненная рука избавит беднягу от страданий.
Затем они встретили дружище зайца. Он печально сидел на земле, задрав кверху переднюю лапку, из которой шла кровь.
— Дружище заяц, — закричала Фалина, — и ты тоже?
— Да, — вздохнул заяц, — мне тоже пришлось не сладко. Ужасно больно! Меня так мучает боль!
— Но ты живой! — сказала Гурри. — Боль пройдет!
— И все будет хорошо? — заяц трусил.
— Конечно! Можешь не сомневаться!
Гурри была сама уверенность.
— Спрячься, — сказал Бэмби, — спрячься, лучше всего где-нибудь там.
Он показал на опушку леса, откуда пришел вместе со своей семьей.
Гено торопил зайца:
— Немедленно спрячься! Не жди до завтра!
Заяц сел столбиком:
— Вы все здоровы? Какое счастье!
— Не высовывай носа, пока не выздоровеешь, — сказала Гурри.
— Попробую, — заяц захромал на трех лапах, сел, потом вскочил и с трудом запрыгал дальше.
Они шли из одних зарослей в другие. Всюду им попадались раненые, умирающие, мертвые. Это были следы Его пребывания в лесу. Бэмби еще никогда так долго не находился вместе с семьей, Фалина боялась какой-нибудь опасности, которая, быть может, ждет их. Ее страх возрастал. Гурри была в ужасе от множества жертв беспощадной охоты, не могла придти в себя от вида фазанов, борющихся со смертью. Она шла впереди, немного в стороне, и вдруг едва не споткнулась. Перед ней лежал самец лани.