А не напоминаю ли я мерзавца? Вцепился в мамашу, как вампир! Тебе бы, задница, пойти на работу в богадельню. Откуда эти слюни?! Еще через месяц в парке у Гринвической обсерватории (после астрономических изысканий): «Извините, что я настойчив, Мерилин, но я, как и вы, солдат (забыл добавить: революции) и подчиняюсь воле Центра. Товарищи нами недовольны (глаза превратились в голубые льдинки), они не понимают вашей позиции».
Неухоженный район Патни, булыжники, которых касались и ядовитый Искандер, и несчастный Огарев, и взбалмошный Бакунин, и даже — чуть-чуть, очень легко! — зовущий к топору Чернышевский. Свершилось! Встретился с сыном отдельно. Два брата, старлей, естественно, старший пастырь, Ипполит — младший, скромный ученик, внимающий золотым словам. Парень прилежно внимал, разговор шел в общих чертах. Главное — договориться о регулярных встречах и медленно лепить.
Дальше как в страшном сне: Ипполит из трех встреч пропускал две, извинялся, снова пропадал, и снова приходилось просить Кукушку, и парень приходил, и соглашался подумать об Оксфорде, и снова исчезал.
Микки жаловался агентессе, она удивлялась: «Я вас познакомила, работайте сами, он уже взрослый, чтобы мне его контролировать». Прошло полгода. Микки уже не выносил на дух проклятого парня, который мотал его как хотел, все обещал и ничего не делал. И тут не выдержали нервы: «Мерилин, можно я буду откровенен? Мне кажется, вы не хотите, чтобы ваш сын нам помогал?» — «Почему вы так решили?» — «По-моему, это совершенно ясно. Но знайте, Мерилин, Москва не поймет. Вы смогли привлечь на нашу сторону своего мужа, почему же сейчас…» — «Думаете, я об этом не жалею?» — И задохнулась. — «Неужели жалеете?» — «Я этого не говорила. Интересно, мой друг, а вы могли бы завербовать своего сына или подарить его какой-нибудь иностранной державе, как флакон духов?» — «Конечно, смог бы, если бы это были товарищи по оружию, как мы с вами!» — соврал Микки мерзко.
Они уже ненавидели друг друга.
Однажды, гуляя с коляской по Холланд-парку, вычерченному четко, как чертеж, Микки увидел меловую черточку на кипарисе — сигнал вызова от Кукушки к тайнику «Гегель» (не зря ведь в разведшколе философию учили не по Гегелю). Что стряслось? Может быть, что-то с Ипполитом? Угроза ареста? Выплыли старые дела? Боже, как ужасна, как непредсказуема разведка! А срочные вызовы — самое страшное, они разбивают все планы, все иллюзии, от них бессонница и неврастения. А может, он потому и пошел в разведку, что она так не похожа на плавную жизнь, где будильник, тягучая работа, унылый приход домой сразу после шести? Может, за это любит свою чертову разведку товарищ Микки?