Время и случай (Квицинский) - страница 10

Сделанный в Москве в начале 1990 года шаг перечеркивал по крайней мере эти расчеты. Более того, он привел в итоге к тому, что руководство ФРГ приняло принципиальное решение о целесообразности сочетать воссоединение Германии с заключением нового широкоформатного политического договора между СССР и Германией. Идея эта не раз зондировалась в ходе предыдущих бесед на высшем уровне, но сейчас в Бонне почувствовали, что пришло время переходить от слов к делу.

23 апреля 1990 года, незадолго до моего окончательного отъезда из Бонна, меня пригласил канцлер Г. Коль. В ходе беседы он предложил заключить большой политический договор и широкое соглашение об экономическом сотрудничестве. Применительно к политическому, договору он прямо говорил о взаимном обязательстве о ненападении, о создании нового качества в, германо-советских отношениях после объединения немцев в одном государстве.

Канцлер был исключительно радушен и внимателен, подчеркивал готовность решительно встать на этот новый для германо-советских отношений путь. Он твердо надеялся на положительный ответ М. С. Горбачева и был уверен, что никто не сможет помешать реализации этой идеи. Он сказал, что в предварительном порядке беседовал по этому вопросу с президентом Дж. Бушем.

Шаг канцлера был хорошо продуман. Это не было тактическим маневрированием. Речь шла о крупном политическом решении, рассчитанном на большую перспективу. Понимая политическую, военную и эмоциональную сложность решения для нас многих аспектов, связанных с объединением Германии, Г. Коль предлагал гарантии по главному для нас вопросу: каковы будут отношения между новой Германией и Советским Союзом. Он прекрасно понимал, что не все интересующие нас аспекты поддаются включению в договор «2+4», что целый ряд проблем надо решать за рамками этого договора на двусторонней основе, может быть, даже не спрашивая при этом согласия союзников ФРГ.

Но канцлер думая, конечно, не только о нас. Он думал прежде всего о будущей политике объединенной Германии, о ее роли. в Европе, о том, что летать по-настоящему Германия сможет лишь тогда, когда сможет опереться на два крыла — западное и восточное. Думал он, наверное, и о том, что выдвижение идеи германо-советского договора может значительно повысить темп переговоров «2+4», обеспечить договорное оформление единства Германии в условиях пока еще сохраняющейся относительной стабильности политики СССР, предсказуемости его внешнеполитического курса. Канцлер и его министр иностранных дел Геншер отлично понимали значение фактора времени.