«Разоблачение» МИД СССР пришлось по душе очень многим, хотя дальнейшее существование договора 1975 года уже никак не зависело от согласия или несогласия на то наших депутатов. Либо договор прекращал свое действие до 3 октября по воле обеих стран, либо же он утрачивал свой смысл 4 октября, потому что переставала существовать ГДР. Кстати, с этой точки зрения резолюция, принятая 4 октября, была бессмысленной. Ее порешили датировать задним числом, чтобы не выглядеть смешными. Но было ясно, что на министерство начато серьезное наступление на сей раз через высший законодательный орган страны.
Э. А. Шеварднадзе не уходил от боя. 12 октября он выступил на заседании комитета по международным делам Верховного Совета СССР по пакету германских урегулирований. Комитет воспринял его сообщение позитивно и даже принял соответствующую резолюцию. Но это было обманчивое затишье.
Кампания в печати стала нарастать. Наших объяснений по поводу договоров с ФРГ стали вновь и вновь требовать в различных комитетах Верховного Совета СССР. Доклад Э. А. Шеварднадзе о внешней политике СССР на заседании обеих палат вызвал острую дискуссию, которая велась зачастую в неприемлемом, грубом тоне.
Положение еще больше обострилось с началом процесса ратификации договоров и соглашений с Германией. Стали звучать все. чаще и настойчивее призывы не ратифицировать эти документы. Причем этот тезис выдвигали не только депутаты от группы «Союз», прежде всего Н. Петрушенко и В. Алкснис. Этот же тезис исходил от секретаря ЦК В. М. Фалина, пользовавшегося твердой репутацией знатока германских дел. Это производило впечатление. Тот факт, что германская политика Советского Союза подвергается разносной критике со стороны высших представителей ЦК КПСС, вносило большую сумятицу в умы. Конечно, основные параметры германского пакета урегулирований были выработаны путем непосредственных переговоров между М. С. Горбачевым и Г. Колем. Это все знали. Но ведь Президент СССР был одновременно и Генеральным секретарем ЦК КПСС. Что значило все это?
В «Загорских далях» я много занимался отработкой аргументации для возможного использования в выступлении министра при ратификации германских договоров. Писалось легко, потому что я был убежден в правильности наших действий и в том, что для объективно складывавшихся в 1990 году условий мы сумели получить все же оптимальный результат. Да, ГДР прекратила свое существование. Примириться с этим было трудно, и чувства, обуревавшие многих наших людей, были понятны. Но она погибла не в результате подписания договоров, которые теперь критиковали наши оппоненты. Смертный приговор ГДР был подписан в момент, когда было принято решение открыть ее границу. Заключенные договоры были лишь отражением наступивших в результате этого вполне предсказуемых и неизбежных перемен. Когда пала берлинская стена, ни один человек в Верховном Совете СССР не выступил за ее сохранение. Зачем же было теперь пытаться совершить невозможное — отыграть историю назад? Назад пути уже не было. Провал ратификации договоров ничего не дал бы нашей стране, кроме сложностей. Одним словом, спасать надо было уже Советский Союз, а не ГДР.