— Все верно. Но есть маленькая проблема.
— И какая? — поинтересовался Талон.
— Если Икскиб с Кичини не окажется в храме до конца недели, даймоны больше не будут нашей главной заботой, amigo[42]. Представь, каждое известное зло из всех пантеонов одновременно вырвется на свободу. Все демоны и хищники, сосланные в небытие священниками и шаманами на протяжении всех столетий.
От этих слов Эш замер как вкопанный.
— Что-то не так? — спросил Талон.
Эш не ответил. Он просто переместился из комнаты в Кататерос. Атлантскую небесную обитель, откуда их боги когда-то управляли островным царством и вели войну против греческого пантеона.
Именно здесь мать Эша, Аполлими, уничтожила свою семью за совершенные ими злодеяния против Ашерона, когда ей пришлось спрятать сына в мире людей.
Воспользовавшись божественными силами, он распахнул богато украшенные двери в главный зал и прошел по коридору, где располагался символ их могущества. В ту секунду, как он переступил порог, джинсы и футболка сменились древним одеянием его народа, а на спине возник символ солнца, пронизанного тремя молниями.
— Алексион! — позвал Эш, войдя в тронный зал.
Его друг и слуга мгновенно появился пред ним. Всего на восемь сантиметров ниже Ашерона, Алексион был древним греческим воином и первым Темным охотником, созданным Артемидой.
Кроме этого, он стал первым Охотником, умершим без души. Чтобы спасти Алексиона от страданий из-за допущенной ошибки, Эш забрал грека в Кататерос, где тот существовал в бестелесной форме. Не идеально, но не столь ужасно как альтернатива.
С растрепанными светлыми волосами Алексион застегивал рубашку.
— Что случилось, акри? Ты никогда так не орал. Сими слопала кого не следовало?
Эш провел рукой по татуировке дракона на предплечье. Это была Сими, и сейчас она спала. Его демон шаронте и личная телохранительница.
По большей степени он относился к ней как к дочке, и ради ее защиты Эш был готов сделать все что угодно.
— Нет, с ней все отлично. Я переживал за тебя. Ничего не случилось?
— В смысле?
Эш не хотел пугать друга, но, тем не менее, не мог рисковать, не предупредив о том, что могло произойти в ближайшие дни.
— Боги могут пробудиться.
Алексион с минуту простоял как истукан и только потом заморгал.
— То есть, те жуткие статуи в подвале оживут?
— Да, если не сбросят календарь.
И когда боги пробудятся, то будут в бешенстве.
— Отстой, — вздохнул Алексион. — И по отношению к нам они настроены недружелюбно?
Эш покачал головой.
— Они в дикой ярости на меня и мою мать. Тебя могут пощадить.
У Аксиона вырвался нервный смешок.