Замок Рэкрент (Эджуорт) - страница 27
Но возвратимся ко дню выборов, о котором я всегда вспоминаю с радостью и слезами благодарности: вот было время! Когда выборы окончательно и вовсе прошли, отовсюду повалил народ, и все говорят, что уважили моего господина своими голосами, и напоминают ему об обещаниях, которых он, может, и не давал вовсе: одному будто бы посулил по участку земли на каждого из его четырех сыновей; другому — возобновление аренды; третьему — скидку. Еще один какой-то явился получить десять гиней за пару серебряных пряжек, которые он всучил моему господину перед выборами и которые на поверку оказались позолоченными медяшками. А другой предъявил длинный счет за овес, хотя мне доподлинно известно, что половина того овса в амбар так и не попала, а на остальное скотине и смотреть противно было, однако покупка состоялась за неделю до выборов, упряжку и верховых лошадей привели кое-как в порядок, да и голос по справедливости получили, и все за тот овес, так что тут ничего и не скажешь. Но это еще не все: валом валили те, кому сэр Конди будто бы обещал для их сыновей место то акцизного, то констэбля, а то еще что-нибудь. А что до тех, кто предъявлял счета за виски, постели, солому, кокарды, за лошадей и почтовые кареты для господ землевладельцев, что прибыли со всех концов нашего и других графств голосовать за моего господина и не должны были, понятно, ни за что платить, так от них просто отбоя не было. Но хуже всего было то, что джентльмены из комитета[54] , которые всем заправляли и сулились провести моего господина в парламент, так что ему это ничего не будет стоить, и щедро подписались на сотни фунтов, заплатить эти фунты забыли, да еще потратили невесть сколько на агентов и адвокатов, и разные секретные услуги, а уж мой господин, сами понимаете, спросить с них подписные суммы не мог, как не мог взыскать деньги за отличную лошадь, которую уступил одному из них. Так-то и вышло, что они все перевалили на него. Он в жизни не спрашивал — благослови его, господи! —у джентльмена денег, это уж я вам точно говорю, потому как сам он такие разговоры презирал, но только другие, которые не были прирожденными джентльменами, вели себя очень неучтиво, требуя с него денег немедленно, так что ему, чтобы всех их умиротворить, не оставалось ничего иного, как поскорее убраться с глаз долой в Дублин, где миледи сняла дом, достойный его как члена парламента, чтоб исполнять там всю зиму свой долг. Очень мне было одиноко, когда все семейство уехало, а вещи, что они велели собрать, а потом забыли, были отправлены на телеге за ними следом. В замке Рэкрент воцарилась тишина, а я бродил по комнатам и слушал, как хлопают двери, на которых давно уже не было замков, и ветер свистит в разбитых окнах, что стекольщик никак не стеклил, и дождь, портя расписные потолки, каплет сквозь крышу, которую кровельщик никак не чинил, потому как счета его не оплачены, да и нет у нас ни дранки, ни шиферу, чтобы перекрыть старый флигель, у которого крыша когда-то горела от дымохода, да так с тех пор и стоит, открытая непогоде. Вечерами я отправлялся в людскую, чтобы выкурить, как обычно свою трубочку, но разговоры там больше — увы!—уже не велись, так что потом уж я из кухни не выходил, варил себе картошечку и даже спал там, а по почтовым дням смотрел газету, но о моем господине в Палате никаких сообщений не было. Он ни разу не выступал, никого не поддерживал и не опровергал: только дворецкий написал сыну моему Джейсону, что правительство очень худо с ним обошлось; обещали ему место, да так и не дали, и это после того, как он так благородно пошел против собственной совести