Прости, Поль номер два, мы вели себя так, потому что думали, что обязаны научить тебя жизни, научить жизни сопливую мелюзгу, которая считала, что может орать сутками напролет и похищать внимание наших матерей, прости, невинная душа, но ты, надо признать, оказался храбрецом. Я хочу преклонить перед тобой колени, чтобы попросить прощения за все то, за что никогда не попрошу прощения у двух гаденышей, которые раз в месяц на выходных похищали у меня мать; я посвящаю тебе мою фразу-выручалочку, чтобы иметь удовольствие услышать ее еще раз: «Рафаэль — сын ее плоти, а близнецы — дети ее сердца». И, пропев первую часть моего гимна в воображаемом храме, который, несмотря на величественность, очень походил на старую церквушку в деревне Поля, услышав, как слова разносятся под сводами, внушая почтение своей таинственностью и сея смущение в сердцах из-за лукавого образа (плоть), я переходил ко второй части. И тут с почтением было покончено! Мы окунались с моей фразочкой-выручалочкой в пошлость, которой было полно в женских журналах, в затертые донельзя штампы: дети ее сердца, сердце матери, мать слушает сердцем и так далее. Я был рад ткнуть близнецов мордами в это месиво — так им и надо, они не имеют права забирать у меня грудь моей матери, пусть топают к своей мамаше, у которой груди почти нет, зато деньжищ полно.
И не стоит думать, что две части моей фразы диссонировали друг с другом и резали слух. Наоборот, их несхожесть как раз и создавала удивительную гармонию, трогавшую меня до глубины души, ведя прямиком к катарсису, и, если хорошо подумать, Наташа, то это, собственно, и была моя первая фраза писателя. «Да ну, — говорила ты, — а ты можешь объяснить, Рафаэль, что такое фраза писателя, мне жутко интересно». Сию минуту, Наташа, твой покорный слуга сейчас все объяснит. Понимаешь, это такая фраза, которая приходит сама по себе, она просто начинает звучать у тебя в голове, и ты сам удивляешься ее ритму, потому что в нем заключен смысл более широкий, чем ты сам способен постичь. Согласна с таким объяснением, Наташа?
Нет, нет, не возвращайся к своим коллегам в Бамако, я теряюсь в их присутствии, ты же знаешь, у них есть паспорта великой страны под названием Литература, ты и сама вот-вот получишь такой, ну а я всего лишь мальчишка, волею судьбы затесавшийся среди зрителей. Удели мне немного внимания, Наташа, я задам тебе всего один вопрос: тебе знакомо чувство, когда слова цепочкой сами выстраиваются в предложение, которое начинает странно дрожать, будто готовое в любое мгновение воспарить?