Она поднялась, чтобы убежать, и сделала несколько шагов бегом; но ветви раздвинулись перед ней — и молодой человек появился так близко, что она могла бы задеть его.
Она чуть не вскрикнула и немного отступила назад, полная удивления, что на нее вдруг нашло спокойствие и ей стало так хорошо; странная сладость сменила волнение.
Неподвижный, затаив дыхание, он любовался ею в страстном упоении, с ненасытным счастьем.
Она была смущена этим безмолвным созерцанием и хотела удержать свое покрывало, до того тонкое, что оно колебалось, несмотря на отсутствие ветра, и временами закрывало ей лицо. Покоившийся на ней магнетический взгляд неотразимо притягивал к себе ее взоры. Она не была больше в состоянии бороться и, быстро решившись, подняла голову с вызывающим взглядом.
«Посмотрим, — думала она, — опустятся ли его неподвижные зрачки перед моими?»
Но встретив голубой луч его взгляда, она почувствовала себя очарованной: ее как бы пронзила острая стрела, от которой, как от копья, пропитанного ядом, у нее загорелся огонь в крови.
То, что она читала в этом взгляде, прикованном к ней, так подавляло ее, что она не замечала, как бежало время. Несмотря на трепетный восторг, в котором он топил свое пламя, это не был взгляд раба: в нем был властный блеск, могущественное господство, которые раздражали и в то же время привлекали и очаровывали царицу. Она чувствовала, что, поклоняясь ей, этот человек в то же время сумеет защитить ее: что слившись с этим сердцем, она будет сильнее, более царицей, но в то же время над ней будет господин. И она боролась с очарованием, которые вызывала в ней эта мысль; она пыталась возмущаться, защищаясь от нее, как стеной, всеми препятствиями, которые отделяли ее от варвара.
Но их взгляды смеялись над невозможным; преодолевая все преграды, они сливались в чудном объятии.
Молодой человек даже не пытался добиться хоть одного слова. Что она могла бы сказать ему? Слова, укрыватели мысли, может быть, уничтожили бы то, в чем так страстно признавались глаза; и он хотел сохранить воспоминание об этом ослеплении без малейшей тени.
Она умоляющим жестом отстраняла его; и не будучи в состоянии прервать ток его взгляда, она закрыла глаза рукой.
Тогда он убежал, прижимая к губам сорванный им цветок, а царица, шатаясь, медленно отступала, ища опоры; дойдя до статуи бога Любви, она прислонилась к ней, запрокинув голову.
Кама-Дэва, потрясая цветущим луком, смеялся под своей золотой шапочкой.