Наконец султан обратил на них внимание и велел подойти.
— Как звать? — спросил он всех по очереди.
Каждый назвал своё имя.
— Кто позволил вам пройти за занавес?!
От страха у слуг отнялся язык.
— Кто звал вас сюда?! Отвечайте!..
Слуги слышали крики о помощи и не могли оставаться равнодушными, но оправдываться перед султаном не смели. Только у одного хватило мужества, и он сказал:
— Повелитель сам приказал спасти их.
— Негодяи! — взревел султан. — Выходит, это я приказал вам прийти сюда!
Теперь слуги поняли, почему никто, кроме них, не поспешил на помощь. Но было уже поздно. Дрожа от страха, стояли они перед султаном и ждали своей участи.
Насир-уд-дин распорядился:
— Они посмели взглянуть на женщин, поэтому отделить их головы от туловища! А руки, которые коснулись жён моих, отрубить!
Бедных слуг схватили и увели.
Приказ султана был выполнен тотчас же.
— Матру, у меня пропала всякая охота смотреть, как они купаются, — сказал Насир-уд-дин охрипшим голосом. — Придумай новую забаву.
Однако на сей раз изобретательность покинула даже Матру.
Тогда Насир-уд-дин сам придумал новую игру, и перепуганным насмерть женщинам волей-неволей пришлось его развлекать.
Всё, что случилось в тот день, видело голубое озеро. В своих вечно вздымающихся волнах погребло оно воспоминание о жестокости султана.
Брат Сикандара Джалал-уд-дин[213], намереваясь основать свой собственный султанат, поднял в районе Джаунпура знамя восстания. Сикандар двинулся на Джаунпур, но Джалал-уд-дин ускользнул от него и ушёл в Антарвед. Разрушив Джаунпур, Сикандар повернул на Антарвед и по пути присоединил к своему султанату Лакхнау. Сам по себе город Лакхнау был небольшим, но обширные земли, окружавшие его, славились своим плодородием.
Местные муллы и маулви, которым покровительствовал Сикандар, чтобы поднять свой престиж, провозгласили:
— Мы готовы вступить в диспут о вере с любым индусом. Пусть придёт, мы ждём его!
Но индусы понимали, что принять их вызов — значит, пойти на верную смерть. И только Бодхан, который почти три года ходил по святым местам и теперь возвращался из Айодхьи в Матхуру, во Вриндаван, принял вызов.
Дхоти и рубашка из ослепительно белой, но толстой и грубой ткани, голова обрита, оставлен лишь длинный пучок волос, прикрытый небольшим тюрбаном, босые ноги, в руках ни посоха, ни палки… Смех охватил воинов, когда они увидели Бодхана. Но муллы нахмурились.
Зал, отведённый для диспута, был переполнен. Прибыл и сам Сикандар и уселся на высокий трон.
— Бог один?
— Один! — ответил Бодхан. — Только один! И он — во всём!