– Эй, не спи, а то хуже будет.
Муся заторможенно таращилась на напарницу, словно не узнавая. Тогда Ника схватила девчонку за руку и поволокла за собой. А та вдруг принялась упираться.
– А ну пошли! – тряхнув девчонку, прошипела Ника. – Уговаривать долго не стану, брошу тут, крысам на корм. У самой голова болит – некогда с тобой возиться.
Это как будто подействовало, однако Муся еще долго оборачивалась – до тех пор, пока слабый гул вдруг не оборвался. И наступила тишина, время от времени прерываемая такими знакомыми звуками – шорохом маленьких лапок и крысиным писком.
– Уф, прошли, кажется, – выдохнула Ника.
– А что это было? – шепотом спросила Муся.
– Ну, эти… пустоты. Или пласты. Проседают, – стараясь говорить уверенно и авторитетно, произнесла Ника. Мужик, идущий рядом, покосился на нее.
– Никакие это не пласты, – устало проговорил он. – Эх, сколько раз уже завязать хотел с этим. Проклятый перегон. Не кончится все это добром.
Ближе к станции устроили перекличку.
– А где Бутко? – вдруг спросил главный.
Люди, точно очнувшись, принялись оглядываться.
– Он сзади шел, – неуверенно сказал кто-то. – Все стонал… А потом вроде перестал.
– Может, отдохнуть присел? – неуверенно предположил другой.
Главный задумался. Потом решительно тряхнул головой:
– Пошли.
И первым двинулся в сторону станции.
– А как же хромой? – пробормотал кто-то. – Так и бросим?
– Может, поискать? – предложил другой. Главный тут же обернулся:
– Ты пойдешь искать? Вперед. Флаг тебе в руки.
Ответом ему было молчание. Он обвел взглядом остальных:
– Значит, так. Те, кто хочет искать Бутко, – ступайте, я не держу. Но ко мне потом – никаких претензий, я за вас не отвечаю. Остальные – за мной, на станцию. Если Бутко сумеет, сам дойдет. А если нет… что ж теперь, из-за него другим пропадать? И чтоб я больше об этом не слышал. Приказ окончательный, обсуждению не подлежит.
Люди молча переминались с ноги на ногу, но никто больше не решился возразить. И главный решительно двинулся вперед.
Уже на подходах к станции Ника шепотом спросила девочку:
– Там, в туннеле, тебе плохо стало?
Муся странно посмотрела на нее.
– Ты же сама знаешь, – голос ее дрогнул, – там люди.
– Нет там никого, – неуверенно возразила Ника.
– Есть. Они меня к себе звали. Как тогда.
– Запомни – тебе все почудилось. В другой раз будут звать – не слушай. Морок это все. Пласты. И пустоты.
– А ты разве ничего не слышала?
– Гул какой-то слышала, – созналась Ника. – И голова очень болела.
Она посмотрела на девочку даже с некоторым уважением. «Чем черт не шутит, может, Муся и вправду чувствует то, что другим недоступно? И то, что для меня – просто невнятный шум, для нее – голоса из потустороннего мира?» Ника, атеистка с Красной линии, давно уже убедилась, что существовало множество вещей вокруг, которые с позиций материализма объяснить было невозможно.