— Радоваться! — воскликнула она.
— Да, конечно, радоваться. — И пока Этни с удивлением смотрела на него, Дюрранс продолжил: — Из-за вас не будут испорчены две жизни. Если бы вы добились своего, а я бы не разобрался, то из-за вашей верности слову было бы испорчено три жизни, а не две.
— Три?
— Ваша. Да-да, ваша, Фивершема и моя. Было очень тяжело постоянно притворяться те несколько недель в Девоншире. Признайте это, Этни! Когда я поехал в Лондон встретиться с окулистом, это было облегчение; вы получили передышку, отдых, могли отказаться от притворства и быть собой. Это не продлилось бы долго даже в Девоншире. А что, если бы нам пришлось жить под одной крышей, без всяких визитов к окулисту, если бы пришлось видеться каждый день и каждый час? Рано или поздно до меня бы дошла правда. Это могло происходить постепенно, копились бы подозрение за подозрением, пока не осталось бы сомнений. Или однажды всё открылось бы с чудовищной ясностью. Но открылось бы. И что тогда, Этни? Что тогда? Вы хотели компенсировать мне всё, что я любил — карьеру, армию и службу в отдаленных уголках света. Прекрасная компенсация — сидеть подле вас, осознавая, что вы вышли за калеку из жалости и тем самым превратили в калеку и себя, лишившись счастья. А теперь...
— А теперь? — повторила она.
— Я остаюсь вашим другом, что для меня предпочтительнее, чем быть нелюбимым мужем, — очень мягко произнес он.
Этни не возражала. Решение было принято за неё.
— Сегодня вы отослали Гарри, — сказал Дюрранс. — Вы попрощались с ним дважды.
При слове «дважды» Этни подняла голову, но прежде чем она смогла заговорить, Дюрранс пояснил:
— Первый раз в церкви, снова по подсказке вашей скрипки, — и он взял инструмент с кресла, на которое Этни положила скрипку. — Она стала очень хорошим другом, ваша скрипка, — сказал он. — Хорошим другом для меня, для всех нас. Вы это очень скоро поймёте, Этни. Я стоял у окна, пока вы играли. Я в жизни не слышал ничего печальнее, чем ваше прощание с Гарри Фивершемом, и все же это была благородная печаль. Это была настоящая музыка, а вовсе не жалоба.
Он снова положил скрипку в кресло.
— Я собираюсь отправить посыльного в Ратмаллан. Сегодня Гарри уже не успеет пересечь бухту Лох-Суилли. Посыльный привезет его завтра.
Этот день для Этни полнился эмоциями и сюрпризами. Когда Дюрранс наклонился к ней, то понял, что она тихо плачет. На этот раз она не сумела сдержать слезы. Он взял шляпу и бесшумно прошел к двери. Когда он открыл её, Этни встала.
— Постойте, — сказала она, отходя от камина, и вышла в центр комнаты. — А как окулист в Висбадене? Он дал вам надежду?