Вообще три ночи – время важное. Как раз многие самоубийцы начинают осуществлять свое намерение. Уже не сидят, обхватив голову ладонями и уперев локти в колени, так что на ляжках остаются красноватые вмятины, не размышляют о прекращении личного физического существования и о бессмертии метафизическом, а занимаются делом. Тащат из кухни шаткую табуретку, снимают с крюка и ставят к стене чешскую еще советских времен люстру, с третьего раза вяжут более или менее скользящий узел, натирают его крошащимся мылом… И, повисев секунд десять, рушатся на пол вместе с крюком и здоровенным куском потолочной штукатурки. Легкое сотрясение мозга от штукатурки и жуткий кровоподтек на шее, под нижней челюстью.
Это все в три ночи.
А наш герой в это время встает и начинает одеваться.
…он одевается тихо, осторожно становясь на скрипучий пол (вокруг него все скрипит, шатается, рвется и ломается, поскольку все такое же старое, как он сам)…
…боясь потерять равновесие, когда с трудом продевает ногу в штанину…
…опасаясь что-нибудь задеть и уронить (например, пульт от телевизора, который все же задевает и роняет)…
…он почти не дышит, будто, если его одевание обнаружит кто-нибудь из домочадцев, наступит конец света.
Между тем все в доме крепко спят. Чтобы он не слишком гордился своей бессонницей, все жильцы дома тоже жалуются на бессонницу
и даже иногда встают с постелей,
зажигают под потолком нелепый в ночное время яркий свет,
включают, приглушив, телевизоры
и смотрят ночные странные передачи,
но быстро устают, свет гасят, телевизоры выключают
и ложатся снова в постели.
Они знают по многолетнему опыту, что оденется он тепло, по погоде и по ночной температуре,
и как бы ни оделся, далеко не уйдет
и не потеряется,
и под утро вернется, замерзший, несмотря на одежду, усталый, но довольный тем, что вернулся, а не упал на шоссе, сбитый с ног вихрем, несшимся за гигантским полуприцепом, называемым в народе фурой.
Опять о смерти.
А что поделаешь? Возраст, который одна трудящаяся женщина назвала непреклонным, плюс дополнительное плохое настроение неизвестно отчего, плюс общее ощущение эпохи упадка, плюс смерть-то не выдумка, вот она, только руку протяни, вернее, только протяни ноги – и умер.
В общем, жил-был старик-пенсионер.
По ночам, часа, значит, в три, он одевался и обувался для прогулки, без щелчка (хотя, как уже сказано, в доме все спокойно спали, привыкнув к его ночной активности) отпирал замок, почти без скрипа (почти, потому что все вокруг него, как уже сказано, скрипело) открывал дверь веранды и выходил за ворота.