Ривер сочувственно вздохнула.
— Удивительно, — протянула она.
— Что?
— Насколько же Джеймс сильно ошибался на твой счет. Он ведь считал, что ты можешь спокойно жить с осознанием, что ты убил его дочь.
Валиант заметно помрачнел.
— Я никогда не убил бы ребенка, — покачал головой он. — В тот день меня подставили. Я вошел в дом и обнаружил жену Харриссона на полу со свернутой шеей и двумя парами проколов. Убийца явно покинул дом за несколько минут до моего прихода, судя по температуре ее тела. Уже тогда мне стало ясно, что кто-то пытался имитировать нападение вампира… мое нападение, и я знал, что должен был как можно скорее убираться из того дома… да и из Лоренса тоже. Знал, что Харриссон не стал бы разбираться в том, причастен я или нет, он увидел бы только очевидные следы, указывающие на меня.
— Но ты не ушел, — кивнула Ривер. Это не было вопросом.
— Не ушел, — подтвердил Валиант, и глаза его болезненно запали, сделавшись заметно тусклее. — Потому что девочка была еще жива. Она была смертельно ранена и, похоже, уже даже боли не чувствовала. Я видел, что жизненные показатели падают стремительно. Ни одна скорая не успела бы приехать так быстро, поэтому… — он замялся, воспоминания о том дне давались ему тяжело. — Поэтому я просто решил не бросать ее одну тогда. Я подошел, она была едва живой. И знаешь… она меня никогда не видела, не имела понятия, кто я такой, но, когда я приблизился, она вдруг очень тихо спросила: «посидишь со мной»? — на лице Валианта отразилась гримаса боли, которая не имела никакого отношения к ране. — Черт! Я бы многое отдал, чтобы поменяться с ней местами. Я пережил бы такую рану, но она… она — нет.
Ривер поморщилась.
— Господи…
— Я совершенно растерялся. Удивительно, но даже потребности в крови я тогда не ощутил. Мне было толком неясно, что можно сделать для этой умирающей девочки… и знаешь, о чем она попросила? — глаза его вновь показались запавшими. — Она попросила рассказать ей сказку. Боже… — Валиант покачал головой. — Мне никогда не было так трудно что-то рассказывать, но я попытался выполнить ее последнее желание. Такое… простое! Я никогда не думал, что подобная просьба может приводить в ужас. А затем почти сразу ворвался Харриссон, зовя жену и дочь. Когда он оказался в комнате, его дочка… она попыталась сказать ему: «он этого не делал»[17]. Представляешь? Совсем еще маленькая, но она пыталась, — голос его дрогнул, — воззвать к справедливости. Как будто хорошо понимала, что к чему. Но Харриссон уже не воспринимал информацию ни от нее, ни от меня.