Барышня смолкла вопросительно глядя на меня.
— Прошу вас, не осуждайте графа, он мертв, к чему напрасная огласка! — прошептала она, закрывая лицо руками.
Слишком много слез. Да, мне прекрасно понятны чувства людей, потерявших близких, но иногда выражения эмоций чрезмерны и, возможно, не искренни.
— Вновь уверяю вас, сказанное останется в тайне, — повторил я, не сумев скрыть усталость в голосе.
Выходит, мысль о том, что граф убил ворожею, пришла на ум испуганной девице. Разумеется, она не стала свидетелем сцены убийства, а я было подумал… Тьфу, глупец! Но что могли бы значить слова Белосельского о злодействе? Возможно, Лизанька не ошиблась в догадках…
— Спешу заметить, мадемуазель, что ваши предположения могут отказаться поспешными, — заметил я, — пока не стоит обвинять графа в преступлении…
Потухшие глаза Лизаньки засияли.
— Вы полагаете, что граф невиновен? — оживилась она, одарив меня робкой улыбкой. — Неужто, напрасно заподозрила его в преступлении?
— Увы, подозрения вполне объяснимы, — спешно добавил я дабы предотвратить возможно новый поток рыданий. — Но пока рано делать окончательные выводы…
— Благодарю, что подарили мне надежду в невиновности графа! — воскликнула барышня.
Она явно испытала ко мне искреннее расположение, если это не было искусством лицедея.
— Позвольте узнать, почему вы столь уверены в проклятии? — поинтересовался я.
Вдруг кто-то запугал барышню.
— Мне пришло несколько анонимных писем, — ответила девушка, вновь помрачнев от грустных мыслей, — автор письма говорил о призраке ведьмы, которая будет преследовать весь наш род…
— Любопытно, разрешите взглянуть на письма? — попросил я.
Лизанька вновь оживилась, встретив понимание. Барышня явно опасалась моего недоверия, что я приму ее слова за истерию. Она выпорхнула из комнаты, дабы поскорее принести мне доказательства своих слов. Вскорости юная особа вернулась, на милом личике читалось недоумение и страх.
— Письма пропали! — воскликнула она. — Я положила их в шкатулку… Кто-то выкрал письма! Неужто она?
Стоило огромных трудов сдержать желание поинтересоваться, не полает ли Лизанька, что убитая ведунья превратилась в сороку[22], которая и унесла письма.
— Не стоит винить призрак в краже, — произнес я твердо, — разрешите осмотреть вашу комнату?
Барышня не возражала, наоборот, выразила неприкрытую радость.
— Когда вы перебирали письма? — спросил я.
— Вчера утром, — уверенно ответила Лизанька.
— А где вы провели вчерашний день?
— На пикнике, мне, право, не хотелось идти, но родственники проявили настойчивость. Они опасаются за мое душевное здоровье.