— Мой полицейский не будет подыхать с голода! О нем напишут в газетах, когда он арестует Корсиканца!
— Это еще нужно увидеть!
— Это все уже увидели! Я знаю этого Тони! Это негодяй! Самый последний негодяй! Бруно только что пошел с ним разбираться в «Ветряную Мельницу».
Вдохновенно и страстно она произнесла настоящую поэму в честь своего Бруно, карающего преступников. Дьедонне просто не мог прийти в себя. Он внимательно посмотрел не свою дочь, а потом повернулся к жене:
— Этот парень совсем сошел с ума! Накидываться на Салисето? Он явно жаждет умереть раньше времени.
Но Пимпренетта верила, что ее герой непобедим.
— Подожди немного, и Бруно поймает Эмму Сигулес. Мама, ты знаешь Дораду?
Перрина высокомерно ответила:
— Я не знаюсь с женщинами подобного сорта и считаю неуместным, чтобы такая приличная девушка, как ты, об этом говорила!
— Кажется, это у Эммы дома убили инспектора Пишеранда… А Эмма — подружка Салисето… Но Бруно задержит эту Дораду и заставит ее говорить! И тогда прощай Тони! Уверена, что ему отрубят голову за то, что он убил Итальянца, и всем от этого будет легче!
У Маспи дома Фелиси вела себя в том же духе, что и ее подруга Пимпренетта на улице Монте-дез-Аккуль. Своей матери, обеспокоенной отсутствием у нее аппетита, она объявила:
— Я очень беспокоюсь за Бруно!
Элуа тут же прорычал:
— Замолчи! Не произноси этого имени! Запрещаю! Иначе ты меня выведешь из себя!
Селестина поднялась:
— Фелиси, пойдем со мной на кухню, ты расскажешь мне все о моем сыне, ведь у меня не каменное сердце, как у некоторых, которым должно быть просто стыдно жить на этом свете!
Высказав это замечание, мадам Маспи увела за собой дочь, которая сообщила матери то, что узнала от Ратьера — о подвигах Бруно и об опасности, которая ему грозит. Потрясенная Селестина вновь вернулась в гостиную и сразу же принялась за своего мужа.
— Ты хоть знаешь, что происходит?
— Нет, и знать не хочу!
— Но ты меня все же выслушаешь! Бруно отправился бить морду Корсиканцу!
Маспи Великому стоило большого труда оставаться внешне спокойным, потому что эта новость была как бальзам на сердце.
— И в полиции боятся, как бы Тони не убил нашего сына!
— Они должны организовать ему охрану!
— И это все, что ты можешь сказать в ответ? Твоему сыну могут перерезать горло как ягненку, и это тебя не волнует?
Конечно, это его волновало, но Элуа никому на свете не хотел этого показывать.
— Скажи мне, ради всего святого, я что ли пошел в полицию работать? Это я позволил опозорить семью? Нет, так почему же я должен подставлять голову из-за какого-то мальчишки, о котором я подумать не могу, не покраснев?