Большинство людей и не подозревает, насколько велика Земля в сравнении, скажем, с Луной.
Если вы — один из них, давайте проделаем несложный эксперимент.
Представьте, что у вас есть большой ком пластилина. Представили?
Теперь мысленно разделите этот ком на пятьдесят маленьких комочков, и чтобы все одинакового размера.
Один отложите в сторону. Остальные сорок девять слепите обратно в один большой ком.
Теперь возьмите большой ком в одну руку, а маленький — в другую. У вас получились, типа, Земля и Луна.
Теперь возьмите Луну и разделите её на десять миллионов комочков поменьше. Возьмите один в руку. Поздравляю, вы только что взяли Материнский Корабль. Или просто Корабль. Там в основном и прошло детство моих родителей — по дороге на вашу планету.
А во Флориде, собственно, произошло то, о чём нам в голову бы не пришло подумать заранее. Сейчас до меня постепенно начало доходить, что, помимо всех вещей, о которых я активно беспокоюсь каждый день, существует целая вселенная других — о которых я совершенно не беспокоюсь, просто потому, что не знаю о них. А следовало бы. И вот теперь, когда ты знаешь, что существует куча всего, чего ты не знаешь, поневоле начинаешь задумываться, насколько эта куча велика и сколько в ней всякой пакости.
Предупреждение: снова перескок темы, дурной стилистический приём номер два.
Так вот что случилось в прошлую субботу во Флориде.
Рано утром я полез за своими синими плавками. Я каждое утро плавал в бассейне с папой, который всё ещё пытается преодолеть врождённую водобоязнь. Мама мне купила ещё оранжевые с акулами, но для двенадцатилетнего мужчины это как-то несолидно.
А случилось то, что я не смог надеть плавки. Понимаю, это звучит дико. Я хочу сказать, я честно сунул в них одну ногу, потом другую, но до верха дотянуть не смог. Ну, никак. О’кей, решил я, может, Ма по ошибке сунула их в сушилку в прачечной, которая недалеко от нашего бунгало, нужно только пройти по мощёной галькой дорожке… короче, вот они и сели. Ма любила тусоваться там и болтать с другими мамами. Говорила, это помогает не расслабляться.
Я попробовал оранжевые, но и они на меня почему-то не налезли. Создавалось впечатление, что у меня что-то торчит из… скажем так, из копчика. Я попробовал оглянуться, насколько было возможно, — и заорал.
Тут ворвалась Ма, чтобы выяснить, чего это я так ору, увидела и стала очень белого цвета. Такое случается, когда она перестаёт контролировать кровоток: вся кровь сразу уходит в ноги. Ма тогда бледнеет, и у неё есть где-то минута на восстановление системы, потому что потом она упадёт в обморок. Поскольку я родился уже здесь, я с самого рождения умею регулироваться, мне даже думать об этом не надо, а Ма уже достаточно прожила на свете до прибытия сюда, так что когда она удивляется (или, как в этот раз, пугается), она может забыть.