Изумительный Морис и его ученые грызуны (Пратчетт) - страница 73

– И я – просто кот, если это, конечно, хоть какое-то утешение.

– О нет. Ты добрый, и я чувствую, что в глубине души ты щедр и великодушен, – возразил Фасоль Опасно-для-Жизни.

Морис старался не смотреть на Персики. «Ох ты ж ешкин кот», – думал он.

– По крайней мере, прежде чем кого-то сожрать, ты всегда спрашиваешь, – подтвердила Персики.

«Признайся им, и дело с концом, – твердили Морисовы мысли. – Ну, валяй, признавайся. Сразу станет легче».

Морис попытался заставить мысли заткнуться. Для пробуждения совести время не самое удачное! И на что коту совесть? Кот с совестью – это уже не кот, а… а хомяк какой-то!..

– Эгм, давно хотел с вами поговорить кой о чем, – пробормотал он.

«Давай, расскажи им все как на духу, – твердила сияющая новообретенная совесть. – Облегчи душу».

– Да? – насторожилась Персики.

Морис смущенно заерзал.

– Ну, сами знаете, сейчас я всегда проверяю еду…

– Да, и это делает тебе честь, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни.

Морис почувствовал себя еще хуже.

– Ну, сами знаете, мы всегда недоумевали, как так вышло, что я Изменился, ведь я не ел никакой магической дряни с помойки…

– Да, – кивнула Персики. – Меня это всегда озадачивало.

Морис неловко затоптался на месте.

– Ну, видите ли… эгм… а вы знали такую крысу, крупную, одно ухо обкусано, с одного бока белая проплешинка, и бегать быстро не могла, из-за больной лапы?

– Похоже на Приправу, – предположила Персики.

– Да, точно, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Приправа исчез как раз перед тем, как мы познакомились с тобой, Морис. Хороший был крыс. Помню, он еще… ну, страдал дефектом речи.

– Дефектом речи, значит, страдал, – мрачно повторил Морис.

– Он заикался, – уточнила Персики, буравя Мориса холодным взглядом. – С трудом выговаривал слова.

– С большим трудом, – подтвердил Морис. Голос его звучал совсем глухо.

– Но ты с ним вряд ли когда-либо сталкивался, Морис, – промолвил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Я по нему скучаю. Замечательный был крыс – если его разговорить.

– Кхе-кхе. Или сталкивался, а, Морис? – Персики пригвоздила кота взглядом к стене.

Морда Мориса словно ожила. Сменила несколько выражений, одно за другим. Наконец кот выпалил:

– Ладно! Я его сожрал, о’кей? Целиком сожрал! Кроме хвоста, и зеленой студенистой гадости, и еще того мерзкого фиолетового комочка, про который никто не знает, что это! Я ж был просто-напросто котом! Я еще не научился думать! Я не знал! Я был голоден! Коты питаются крысами, так уж заведено! Я не виноват! А он наелся магической дряни, а я съел его – и тоже Изменился. Представляете, каково это, вдруг посмотреть на зеленую студенистую гадость новыми глазами? Прям с души выворачивает! Иногда темными ночами мне кажется, я слышу его голос! Вам все ясно? Вы довольны? Я не знал, что он – это кто-то. Я не знал, что я – это кто-то! Я его слопал! Он ел эту дрянь с помойки, а я сожрал его, вот так я и Изменился! Сознаюсь! Я съел его! Я не виновааааат!