-------------------
*Надзак. - польский клевец.
Первый из подошедших, довольно старый уже священник - здешний духовник отец Назарий, торжественно воздевает руку и осеняет своего царя двуперстием. Быть духовником в придворном монастыре непростое служение, но и Назарий человек непростой. Пока мы приветствуем друг друга, второй монах - отец Мелентий смотрит на меня со строгим видом и помалкивает. В отличие от прочих, мой духовник меня неплохо знает и потому постоянно находится настороже. Постное лицо царя-батюшки его нисколько не обманывает, но пока я ничего не отчебучил, иеромонах сохраняет поистине олимпийское спокойствие. Я тем временем интересуюсь монастырскими делами, спрашиваю всего ли довольно насельницам. Инокини, исправляющие послушание келаря и казначея, естественно отвечают, что всего у них вдоволь. Во время Смуты обитель была не единожды разграблена. Особенно постарались, как это ни странно, не поляки-католики, а вполне себе православные казаки Заруцкого. Впрочем, с той поры прошло немало времени, монастырь отстроился заново и окреп, тем паче, что высокопоставленные обитательницы, скажем так, имеют возможности.
- А где досточтимая матушка игумения?
- Али не признал, Иван Федорович? - раздается за моей спиной певучий голос.
Обернувшись, я выразительно смотрю присутствующих. Монашки тут же вспоминают о недоделанных ими делах. Отец Назарий так же находит благовидный предлог и отступает в сторону, а вот Мелентий, похоже, никуда не собирается. Ну и пусть, он наши сложные взаимоотношения знает, наверное, лучше всех. Я же внимательно смотрю на строгое и вместе с тем прекрасное лицо монахини.
- Здравствуй, Ксения Борисовна, - приветствую я дочь Годунова.
- Сколь раз тебе говорено, - вздыхает женщина, - Ольга меня теперь зовут! инокиня Ольга.
- Как скажешь... досточтимая матушка.
- Спросить чего хотел, Иван Федорович?
- Да вот, заехал узнать, каково поживаешь.
- Слава Господу все благополучно у нас.
- Уже хорошо.
- Это ты велел Авдотье девочек сюда на богомолье водить?
- Можно подумать ты дочь видеть не рада.
- Эх, Иоанн-Иоанн, ничего то ты не понимаешь. Инокиня я теперь - Христова невеста, а ты мне мир, да грехи мои забыть не даешь!
- Ты знаешь, что я про твои грехи думаю.
- Знаю. Ты что свои грехи, что чужие таковыми не считаешь. Да только Господь то все видит!
- Пусть смотрит.
- Не говори так!
- Не буду. С Марьей то говорила?
- Нет. Благословила только. Ох, змей ты искуситель, а не царь православный!
- Ну вот, снова здорово! Я думал, ты с ней поговоришь, да на путь истинный наставишь.