И правда же, есть наивное ощущение, что «навсегда» – это что-то приятное, хорошее, обнадёживающее, а «никогда» наоборот – неприятное, отталкивающее, тупиковое. Но эти слова могут легко поменяться ролями. В любом контексте, в любой фразе. Например: «Они встретились, чтобы не расставаться никогда» или «Они расстались навсегда». Оп! Вот уже «никогда» – хорошее, обнадёживающее, а «навсегда» – отталкивающее, неприятное.
Но в этих словах, и в том, и в другом, всегда содержится пугающее. В них содержится бесконечность. А бесконечность пугает конечных нас. Человек по причине своей конечности не может ни понять, ни принять, ни постичь бесконечность. А ещё в этих словах содержится намёк на нашу конечность. Потому что если применять эти слова в значении человеческой жизни, любой жизни, то получается, что «никогда» – это значит «никогда в жизни», а «навсегда» – это значит «до смерти». Неприятные намёки!
А что нам сильнее всего намекает на нашу конечность, на наши ограниченные временные возможности? А всё исчезающее, всё уходящее, всё заканчивающееся, всё последнее. Всё то, что заканчивается, напоминает нам о том, что и мы закончимся.
Печальна последняя конфета в коробке конфет. Намекает.
Сидит компания, выпивает, закусывает. Остался на тарелке последний кусочек селёдки. Его никто не трогает. Намекает. А потом он вдруг исчез, и никто не сознается.
Может, по причине именно таких намёков мне в детстве не нравилось название хорошей книги. То есть книга нравилась – название не нравилось. И из-за названия мне было трудно её читать. «Последний из могикан». Неужели нельзя было как-то помягче? «Предпоследний из могикан». Или «Один из могикан», или просто «Из могикан». А то берёшь в руки книгу, читаешь название, и сразу становится ясно, что этот милейший индеец из очаровательного племени могикан непременно к концу книги погибнет. Да ещё так умудрится погибнуть, что не оставит потомства.
Мне неприятно знать, что какие-то виды живых существ, растения, рыбы, птицы, животные безвозвратно исчезают. Самостоятельно они вымирают или мы их истребляем, это не так важно. И так же неважно, дивная это белка, которую истребили из-за ценного меха, или вредный сельскому хозяйству крот, или неприятный паук. Если последний – жалко.
Мне всегда жаль заканчивать хорошую, большую книгу. Такую книгу, с которой ты живёшь дней десять. Книгу, к которой спешишь вечером домой. И вот тают последние страницы, и уже скоро конец… А всё усугубляется тем, что ты знаешь, что это последний том собрания сочинений автора, и не осталось неопубликованных рукописей и черновиков, и умер он давно, и не оставил после себя ни учеников, ни последователей.