.
Сразу после освобождения территории Карелии от финской оккупации в условиях тяжелого положения в сельском хозяйстве на колхозных собраниях колхозники, прежде всего карельских и вепсских районов, часто высказывались против работы в колхозах: «Нельзя ли еще годик пожить без колхозов и собрать урожай единолично со своих участков?», «Мы проживем без колхозов, жили же мы при финнах без колхозов»[234]. Естественно, что подобные высказывания для правоохранительных органов считались антисоветскими и люди, допускавшие подобные мысли, могли понести наказание.
Что касается скота, то обеспечение личных крестьянских хозяйств скотом проходило в два этапа. На стадии установления оккупационного режима практиковалась передача животных во временное бесплатное пользование, при этом заключался договор на передачу трофейного скота. Из документов следует, что скот передавался крестьянам на содержание: он мог использоваться на работах в общественном хозяйстве и даже изъят по решению властей. В случае смерти скота крестьянин был обязан «компенсировать нанесенный Военному управлению ущерб»[235]. По всей видимости, передача скота во временное бесплатное пользование рассматривалась как временная и вынужденная мера: зимой 1941/42 г. общественные хозяйства были не в состоянии нормально содержать скотину.
С весны 1942 г. начинается второй этап: вместе с выделением земельных участков национальному населению начинается продажа общественного скота и инвентаря. Лошадь можно было купить по цене от 3 до 25 тыс. марок; корову — от 1,5 до 5 тыс. марок; телегу — за 150–200 марок. Покупатели, которым не хватало денег для приобретения скота, могли получить кредит[236]. В итоге к середине 1944 г. лошадь имело каждое четвертое крестьянское хозяйство, одна корова приходилась на семь человек[237].
Исследуя данный вопрос, Х. Сеппяля отмечает, что точных сведений о численности скота на оккупированной территории нет, поскольку, как это подтверждают источники, много скота прирезали наступающие части, а также осталось невыясненным, сколько его изъяли у местного населения. Исследователь называет следующие данные по домашнему скоту на конец 1942 г.: всего лошадей — 6537; коров — 9009; овец — 4569; свиней — 1492. Значительная часть скота находилась в ведении Военного управления. С другой стороны, ВУВК за полтора года передало много коров владельцам арендованных участков[238].
А. Лайне в своих работах описывает схему взаимоотношений между крестьянскими хозяйствами и оккупационной администрацией. Во-первых, подсчитывался урожай, который должен быть получен с данного участка. Затем определялось, на какое время хозяйствам хватит этих запасов. При этом исходили из следующих норм: картофель — 25 килограммов в месяц на человека; зерно — 15 килограммов в месяц на взрослого и 7,5 килограмма на детей. Эти нормы значительно превышали размеры пайков наемных работников. Если объем планируемого урожая оказывался большим, чем требовалось для самообеспечения в течение года, то «излишкю>, определенные по этой методике, хозяйство обязано было сдать. Население понимало эту операцию как «налог». Если же по расчетам хозяйству могло не хватить своих продуктов на год, то на оставшееся время выдавали карточки. На те продовольственные товары, которые не производились в личном хозяйстве, карточки выделялись в течение всего года, как и остальному населению