Политикой я не интересуюсь. О текущих событиях знаю из газет и школьных обсуждений, но вряд ли стану ходить на пикеты и митинги. Однако пропасть между моими и мамиными убеждениями растет день ото дня. Я слышала, как Клэй убеждает маму в правильности ее стратегии, мол, Бен Кристофер слишком либерален и, чем активнее мама ратует за обратное, тем лучше для нее. Только… во время ее первой кампании мне было одиннадцать, а маминым оппонентом являлся безумец, не веривший в государственное образование. А в этот раз… Интересно, сколько детей политиков испытывали то, что сейчас я: пожимали руки, говорили: «Поддержите мою маму», а сами думали: «Ее, а не то, что она предлагает, потому что я это не поддерживаю».
– Улыбайся! – сквозь зубы цедит мама, наклоняясь, чтобы послушать седую старушку, которую очень раздражают строительные работы на Мейн-стрит.
– Везде должен быть порядок, а здесь его нет! Я возмущена, сенатор Рид. Возмущена до глубины души!
Мама обещает проверить, что строительство не противоречит распоряжениям мэрии, и уверяет, что ее помощник во всем разберется.
– Еще долго? – шепотом спрашиваю я.
– Пока мероприятие не закончится, юная леди. Служишь людям – забудь о нормированном рабочем дне.
Вдали на треноге стоит мамин предвыборный постер «Грейс Рид – труд во имя наших предков, наших семей, нашего будущего». Я смотрю на постер, а вот бирюзовое мерцание бассейна прямо за балконными дверями стараюсь не смотреть. Нырнуть бы в воду! Так жарко и неуютно в темно-синем платье с завышенной талией, которое я надела по настоянию мамы: «Саманта, женщины там очень консервативные. Одежда нужна максимально закрытая».
Так и подмывает скинуть платье. Если начнутся крики и обмороки, мы просто поедем домой. Почему я просто не сказала маме «нет»? Я что, мышка? Или кукла? Клэй манипулирует мамой, а мама – мной.
* * *
– Можно было и не показывать себя с некрасивой стороны, да еще на протяжении целого мероприятия, – сердито заявляет мама, когда мы едем домой. – Многие дочери с удовольствием помогали бы родителям. Когда Джордж Буш проводил предвыборную кампанию, его дочери-близнецы постоянно были на виду.
На это мне ответить нечего. Я треплю нитку, выбившуюся из шва на платье. Мама тянется и останавливает меня, стискивает мне пальцы. Потом расслабляется и легонько пожимает мне руку.
– Все эти вздохи, шарканье… – Мама качает головой. – Мне было неловко.
Я поворачиваюсь и смотрю на маму:
– Так, может, в следующий раз тебе лучше меня не брать?
Мама встречает мой взгляд. Глаза у нее снова беспощадно-суровые. Она качает головой: