– Ты наверняка гордишься мамой, – говорят мне гости, поглощая фруктовые коктейли с шампанским из крошечных пластиковых чашечек, а я снова и снова повторяю:
– Да, да, я очень ею горжусь.
Я сижу рядом с маминой трибуной и, слушая вступительную часть, украдкой прислоняюсь к ней. Мама поддевает меня ногой, и я выпрямляю спину, через силу разлепляя веки. Наконец мама подводит итоги, желает гостям приятного вечера, и раздается громогласное: «Давай, Рид!» Клэй кладет руку маме на поясницу, и мы выбираемся из отеля навстречу ночи, даже не темной, а чайного цвета из-за городской иллюминации.
– Грейси, ты чудо! Двадцатичасовой рабочий день, а ты прекрасно выглядишь.
Мама радостно смеется и теребит свою сережку.
– Милый… – нерешительно начинает она, потом спрашивает: – Почему эта Марси присутствует на каждом моем мероприятии?
– Она была сегодня в отеле? – уточняет Клэй. – Я не заметил. Да ведь я тебе говорил: ее подсылают так же, как мы подсылали Тима считать машины на митингах Кристофера или Дороти следить за его пресс-конференциями.
Я в курсе, что Марси – та красивая брюнетка. Но мне не кажется, что Клэй пытается обмануть маму. Мне кажется, он искренне удивлен тем, что Марси была на приеме.
– Тебе нужно оценивать… – Клэй делает паузу, смеется, потом повторяет: – Оценивать силу и слабость своего оппонента.
Он спотыкается, и мама тихо смеется:
– Осторожно, милый!
– Прости… Камни под ноги лезут. – Они останавливаются и, пошатываясь, тянутся друг к другу в темноте. – За руль лучше сесть тебе.
– Конечно, – соглашается мама, – дай мне ключи.
Мама хихикает, разыскивая ключи у Клэя в пиджаке – о-ох! – а я мечтаю лишь поскорее вернуться домой.
Машина заводится с ревом – дрынь-дрынь! – и мама снова хихикает, будто слышит такой звук впервые.
– Солнце, лучше дай ключи мне, – предлагает Клэй.
– Так я уже завела ее, – парирует мама. – И я выпила три коктейля, а ты – четыре.
– Может быть, – соглашается Клэй. – Может-преможет.
– Обожаю твои южные фразочки, – урчит мама.
Время растворяется во мраке. Я устраиваюсь на сиденье, вытягиваю ноги на неудобную стопку с плакатами «Грейс Рид» и на коробку с постерами избирательной кампании, а щекой прижимаюсь к жесткой коже под окном. В полудреме я смотрю на яркие огни шоссе. Огней все меньше, дороги все уже – мы подъезжаем к дому.
– Грейси, езжай по Шор-роад, – тихо подсказывает Клэй. – Там свободнее. Мы почти на месте.
Оконное стекло у меня под щекой такое прохладное, а в салоне слишком тепло. Огни фар сначала мелькают впереди, потом исчезают. Наконец я вижу блеск луны на воде – мы проезжаем Магуайр-парк. Я вспоминаю, как мы с Джейсом были здесь, как лежали на нагретой солнцем скале над рекой. Веки смыкаются, рев мотора теперь похож на гул маминого пылесоса, на колыбельную.