А сейчас нет.
Сейчас, как бы я ни старалась, а я в жизни не старалась так сильно, помочь Гарреттам не получается. Хуже всего, что начались сложности с Джейсом. Я предложила тренировать его:
– Если твой папа записал план тренировок, я могу прочесть его и давать тебе задания.
– План был у него в голове. Так что спасибо, я сам справлюсь.
Грязный от пиломатериалов, которые доставлял, Джейс открывает кран у заставленной посудой раковины, ополаскивает лицо, потом наклоняется, чтобы попить, и по неосторожности смахивает со стола полупустой стакан молока. Стакан падает на пол, но вместо того, чтобы поднять, Джейс пинает его так, что он скачет по линолеуму, оставляя молочный след.
Тревога металлическими пальцами стискивает мне горло.
Я подхожу к Джейсу и касаюсь его плеча. Он опустил голову, и я чувствую, как бьется жилка у него на щеке. Джейс не шевелит плечом и на меня не смотрит. Металлические пальцы еще сильнее сжимают мне горло.
– Эй, братан! – кричит Тим с заднего двора, где пылесосит бассейн. – Эта хрень не засасывает грязь, а плюется ею. Не поможешь?
– Ага, я починю, – отвечает Джейс, не шевелясь.
– Что бы мы все без тебя делали? – весело спрашиваю я. – Все бы сломалось!
Джейс фыркает, шутку явно не оценив:
– Разве все уже не сломано?
Я тесно прижимаюсь щекой к его плечу, массируя ему спину:
– Ну чем тебе помочь? Я все сделаю.
– Саманта, ты мне не поможешь. Только… – Джейс отворачивается и прячет руки в карманы. – Я хочу побыть один.
Я отступаю к кухонной двери:
– Да, конечно. Я домой пойду.
На нас это совсем не похоже. У порога я задерживаюсь, ожидая… сама не пойму чего.
Джейс кивает и, не взглянув на меня, начинает вытирать молоко.
Дома у нас так же чисто, тихо, безжизненно. Уличный шум заглушает система кондиционирования. Я поднимаюсь по лестнице, словно бреду по воде или словно на ногах у меня свинцовые туфли.
На полпути я вдруг сажусь, прислоняюсь к следующей ступеньке и закрываю глаза.
С тех пор как это случилось, я тысячу раз собиралась рассказать правду: утаивать нечто важное от Джейса было невмоготу. Каждый раз я прикусывала язык, думая: «Я потеряю Джейса, если скажу правду».
Теперь я знаю наверняка.
Я уже его потеряла.
* * *
Вечером того дня в гостиной горит только одна лампа. Мама любит потолочный свет – значит, там не она. Я права: в большом кресле у камина сидит Клэй. Он без обуви, у его ног лежит крупный золотистый ретривер. Мама крепко спит, свернувшись калачиком на диване, пряди волос выбились из аккуратного пучка и рассыпались по плечам.
– Это Курвуазье, – объявляет Клэй, кивая на пса. – Я зову его Кори. Он чистокровный, от родителей-чемпионов. Сейчас он уже стар.