Маркус начал подниматься по лестнице, ведущей на верхний этаж. Ветхие ступеньки, казалось, вот-вот провалятся, не выдержав нагрузки. Он остановился на площадке. Короткий коридор вел налево. Маркус прошел по нему, заглядывая в комнаты.
Ржавые кровати с железной сеткой, ломаные стулья. Большая ванная комната, душевая с попарно расположенными стояками, раздевалка. Но внимание пенитенциария привлекла комната, находящаяся в глубине. Переступив порог, он очутился в совершенно иной атмосфере. Стены были оклеены чем-то вроде обоев.
На них были нарисованы сцены из знаменитых сказок.
Он узнал Гензеля и Гретель перед пряничным домиком. Белоснежку. Золушку на балу. Красную Шапочку с корзинкой, где лежат пирожки. Девочку со спичками. Все персонажи, казалось, сошли со страниц старой, выцветшей книги. Но было в них что-то странное. Посветив фонариком, Маркус понял, что именно.
Не было радости на их лицах.
Никаких улыбок, обычных для сказочных героев. При взгляде на них возникало чувство неловкости, смущения.
Что-то выбивалось из ряда. Пенитенциарий ощутил потребность поскорее покинуть комнату. Но пока он шагал к дверному проему, что-то хрустнуло под подошвой. Маркус опустил фонарь и увидел на полу капли воска. Ровная их вереница вела в коридор. Оттуда – на лестницу, вниз. Маркус решил за ними последовать.
Капли привели его к тесной клетушке под лестницей; ряд их закончился у деревянной дверцы. Кто бы ни бродил здесь со свечой в руке, он прошел дальше. Пенитенциарий подергал ручку двери. Открыто.
Он посветил фонариком. Перед ним простирался целый лабиринт комнатушек и коридорчиков. Маркус прикинул, что они занимают гораздо большую площадь, чем помещения на верхних этажах, будто бы здание ушло под землю, и скромная, видимая его часть не идет ни в какое сравнение с той, что скрыта.
Маркус пошел дальше. Капли воска служили единственным ориентиром, без них он бы точно заблудился. Кирпичей на полу не было видно, их покрывал строительный мусор. Сильно пахло бензином, вероятно, из старой котельной.
Здесь была собрана вся обстановка бывшего института. Матрасы покрывались плесенью в темноте, мебель понемногу загнивала от сырости. Подвал был огромным желудком, который медленно переваривал вещи: еще немного, и от них не останется и следа.
Были там и игрушки, горы игрушек. Заржавевшие заводные куклы, машинки, лошадка-качалка, деревянные конструкторы, плюшевый медведь, весь вытертый, но с блестящими живыми глазами. «Гамельн» был чем-то средним между тюрьмой и психиатрическим заведением, но эти вещи напомнили пенитенциарию, что здесь все-таки жили дети.