* * *
В ту ночь вроде и спал крепко, сном глубоким и здоровым, но проснулся под утро и, как будут говорить в будущем — «сна ни в одном глазу». Бессонница выгнала меня из душного чума. Цыкнув на увязавшуюся за мной Пальму, спустился к реке. Мне тогда было о чем подумать в тишине и одиночестве, ведь теперь все соплеменники ожидали, что именно я найду убийцу вождя.
Я всматривался в призрачную, дрожащую синеву реки, — в ней чуть заметно покачивались отражения прибрежной осоки, темнеющей на той стороне. Восковая луна, похожая на неровно обгрызенный круг сыра, иногда проглядывала между облаками. Тальник у воды, пробужденный от зимней спячки уже серебрился молодой кроной, но еще жадно топырил ветви, словно старался нащупать что-то в воде, и мои мысли лениво ворочались где-то на периферии сознания, но искра озарения от этого шевеления, почему то не вспыхивала.
И только с рассветом, когда от реки повеяло пресной свежестью, я понял, что сделаю и пришла уверенность — все у меня получиться! Отражение луны дробилось в реке на бесчисленные осколки, извиваясь и переламываясь, будто бронзовые ножи распарывали воду, стараясь пробить ее до дна. Но плеска воды не было слышно — солнышко еще невидимое, своей багровой аурой поглощало звуки природы. И вдруг… во влажной, плотной тишине возникла едва различимая, странная, нервная, будто подпрыгивающая, но уверенность. Невозможно было определить, где она рождалась, — словно сама по себе возникла не из головы, а воздуха по-весеннему томительной ночи, из одинокого свечения воды, в темно-синем колодце неба. Магия! Кто-то в будущем скажет, что магии нет, а кто-то напишет пять томов о когнитивном диссонансе и его проявлениях, значении и следствиях.
Мой друг, вижу, ты снова удивлен? Да, да… Магия, как воздействие на человека и его принуждение вовсю будет практиковаться в особом состоянии свойственном людям — когнитивном диссонансе. Точнее, тот, кто хочет воздействовать, сперва-наперво приложит усилия, чтобы жертва его будущих манипуляций вошла в то самое состояние когнитивного шока.
Поселок еще спал, хотя, уже не раз я слышал резкие детские вскрики и тихие голоса соплеменников. Постоял немного, всматриваясь в сиреневое подмигивание реки, потом неспешно, перебирая невеселые свои думы: «А выйдет ли?..» — побрел к погасшему кострищу.
Бросил на тлеющие угли сучковатую палку и залюбовался язычками пламени тут же заплясавшими на черном дереве. Мое одиночество долго не продлилось: из чума вышла Утаре с сумой на плече и колчаном.
— Вернись и отложи свой лук.