С утра, прямо на берегу, чужаки выложили на землю свои товары. Куски соли в больших плетеных коробах, головки темного воска в корзинах и совсем немного пластин лосиной кожи. Выдубленных мягких шкур с пушистым мехом, к огромному сожалению, я не увидел.
Той прохаживался вдоль товаров с дурацкой улыбкой, и почесывал волосатый живот.
Соплеменники принесли на берег нашу поклажу.
Чужаки удивились увидев шкуры, что-то оживленно обсуждали и, наверное, их предводитель важный, почти на голову возвышающийся над соплеменниками, подошел к Тою.
Я стоял чуть в стороне от толпящихся людей и не слышал, о чем они говорили. Все раздумывал, как заполучить хотя бы комплект меховой одежды и сокрушался по поводу того, что такое желание возникло только у меня, расстраивался от мысли, что на обмен этого товара, возможно, какой-нибудь шаман наложил табу. Ведь я предложил Тою не нести сюда обсидиан!
Тем временем между вождями шел нешуточный торг. Они стали кричать и размахивать руками. Заинтересовавшись происходящим, я подошел ближе.
Оказывается чужак решил нас ограбить, предлагая Тою за тюк, а там было двадцать — двадцать пять шкурок косуль, небольшую пластину кожи. Наверное, Тою не стоило начинать торг именно с нее, но я его понимал. Доспехи ему понравились. А сколько еще можно сделать полезных вещей, пусть знал только я один, но и моего интереса еще в стойбище к особо невостребованной одноплеменниками коже хватило…
Я подошел к ним и громко заявил:
— Духи сказали мне, что Той отдаст десять, — показываю чужаку растопыренные пятерни, — за одну!
Сжимаю руку в кулак и выпрямляю указательный палец. Потом направляю его на стопку кожаных пластин. Задрав нос, не торопясь отхожу в сторону.
Той, разводит руками, мол, видишь как оно! Чужак таращит карие выпученные глазища, потирает ладошкой щеку и пытается что-то ответить, но пока только рот открывает. Наконец, я услышал его голос, тонкий, почти бабский, визгливый.
— Той, почему мальчик сказал, когда мужчины говорят?
Мне показалось, что он специально спросил так коряво. Вчера между собой, они непринужденно изъяснялись речью наполненной большим смыслом, чем у моих соплеменников.
— Он слышит духов. Они говорят.
Чужаку по всей вероятности крыть было нечем. Отдал он кожу, как духи велели. Но поглядывать на меня стал так, что даже Муська припадала к моим ногам и шерсть на ее загривке вздыбливалась.
Когда Той положил перед ним шкуру и стал выкладывать на нее изделия из обсидиана подошли и другие чужаки. Но особого интереса в их взглядах я не заметил. Такое равнодушие длилось до тех пор, пока Той одним движением руки не порезал кусочек шкуры, заранее подготовленный для этой цели.