— Нашел в лесу. Привык к ней.
Глажу волчицу и не могу скрыть, что мне это нравится.
— Это баловство. Вырастет в лес уйдет. Вот зиму назад Ноттой убил свинью, а поросят Хотта забрала и выкормила. Польза была…
«Все-таки — „хо“! Имя женщины прозвучало четче».
Хотел спросить у него, чем поросят кормили, тут же решил, что не хочу говорить об этом. Вот если бы он научил соплеменников шкуры выделывать, но знаю, что не научит. Молчу…
Коснулся горшка. Уже не горячий. И не мудрено, воздух холодный, градусов двенадцать, а может, и меньше.
Плеснул в чашку отвар, передаю Ниеру. Он принимает угощение и отдает мне пустую. Наливаю и себе.
Выпили по второй, третьей…
Пьем не спеша. Ниер даже снизошел до похвалы.
— Приятно пить горячую воду. А зимой…
Насколько приятно ему выпить чай зимой он так и не сказал. О чем-то задумался.
Вернулся Хонай и что-то прошептал Ниеру в ухо.
— Есть для тебя одежда! Пойдем, под крышей наденешь.
Я, понятное дело с готовностью поднялся. Обрадовался! Дурак старый…
* * *
Волчица бежала всю ночь, натыкаясь в темноте на препятствия и преграды, которые замедляли ее бег, но не сбивали охоты двигаться дальше. И днем ей не стало легче. Река вошла в лес, и бежать пришлось, часто обходя густые заросли. Она теряла из виду людей, сидящих на странном дереве, плывшем по воде.
Осторожно ступая, она вышла из-за деревьев на большую поляну. Несколько минут стояла там, слушая и принюхиваясь.
До ее слуха доносились глухие голоса мужчин, пронзительные женские и даже тонкий жалобный плач ребенка.
Она смотрела на высокие, обтянутые шкурами чумы, пламя костров и дым, медленно поднимающийся в спокойном воздухе. Ее ноздри улавливали множество знакомых запахов. Но она не стала спешить и улеглась на траву.
Прошел час, прошел другой, в ее глазах светилась тоска. Она дрожала от охватившего ее желания подойти ближе к кострам и найти единственного небезразличного ей человека.
Волчица помнила своих братьев, запах, и вкус молока матери — источник тепла и пищи. Но человек, случайно появившейся в ее жизни, стал чем-то большим и воспоминания о нем почти заслонили воспоминания о первых месяцах жизни.
Она не умела мыслить, как люди, но все, что она хотела, было ясным и определенным: найти человека и быть рядом!
Тот восторг и трепет, которые она чувствовала к нему, были сродни тому восторгу и трепету, которые ощущают дети к родителям.
От чувства одиночества вдруг охватившего волчицу, ей захотелось сесть и завыть. Громко и протяжно…
* * *
«Какой же я дурак!» — первое, о чем подумал, открыв глаза.
Одежда оказалось не новой, но вроде чистой и не сильно заношенной. К тому же комплектов обнаружилось два! Ниер пояснил, что один, кожа там действительно выглядела и тоньше, и мягче, надевается мехом к телу, а другой, сверху — мехом наружу. Артачится не стал. С удовольствием натянул штаны, чуни, которые никак не сравнить с моими обмотками и кухлянку. Похожие в будущем носили эскимосы.