Вместе с неизменной Фирой Таня сидела в третьем ряду и так же, как и все в зале, знала, о чем будет говорить директор. В общем, об этом знали все в городе.
Французы уходят. Город будут эвакуировать. Одессу сдают красным. Театр закрывают до особого распоряжения новых властей. Все статисты и низший персонал разгоняются без сохранения жалованья.
Перед этим в Одессе точно так же позакрывались все кабаре. И о том, что закрывается кабаре «Ко всем чертям!», Таня узнала от Тучи.
— Японец забирает свою часть контроля и вынимает капитал, и мы уходим в тень, — рассказал тот, — кабаре будет закрыто. Держать его дольше смысла нет.
— А владелец? — Несмотря на шок от этого сообщения, Таня все-таки не могла удержаться от такого вопроса.
— Так владелец пролетел, как фанера над Парижем, — хмыкнул Туча. — Сам виноват, дурак. Нашел когда деньги в кабаре вкладывать! Сейчас такое время, шо ни охнуть, ни сдохнуть. Знай держи зубы за пазухой да финти ушами.
Несмотря на то что Туча был бандитом, характер у него был добрый. И, увидев расстроенное лицо Тани, он попытался ее утешить:
— Да не страдай ты! Сегодня одно закрылось, послезавтра — новое откроется. Нет такой власти, шо людям гульки да водку запрещать будет. А этот фраер ушами выгребет. В Париж наверняка уедет. Говорят, он князь.
— Князь, — машинально повторила Таня, опуская глаза в пол. Но Туча не понял, что значило для нее это слово.
— Ну да, князь. Наверняка он уже в Париже. В последние дни перед закрытием его никто и не видел. Так шо точно сделал финт ушами — и в Париж, — снова повторил он.
— Значит, уехал. — Эта мысль полоснула Таню болью по горлу, и она с тех пор больше не ходила на Екатерининскую и не пыталась увидеть Володю Сосновского. Что-то горькое запеклось в душе, и Таня вдруг неожиданно для себя самой поняла: он окончательно для нее потерян, они никогда больше не встретятся, потому что целая пропасть, не только море, разделяет ее и далекий Париж…
И вот теперь, сидя в Оперном театре, прекрасно понимая, что отныне и навсегда разрушен весь ее мир, Таня чувствовала себя невероятно спокойной, словно наблюдала картинку со стороны. И неожиданно для нее самой это странное спокойствие стало защитным щитом, способным укрыть за своими надежными краями все ее житейские потери и жизненные бури.
Толпа начала роптать, и директор, скомкав платок и сунув его в карман, откашлялся и поднялся с места.
— Вот увидишь, нас всех выкишнут, — шепнула на ушко Тане Фира, — выгонят прямиком за улицу.
— Без сомнений, выгонят, — кивнула Таня, — потому он так и волнуется.