— Ну что, господин чин-цай, вы довольны? Как я и говорил, мои люди — неплохие стрелки, — подходя к губернатору, проговорил Пржевальский.
— Как нам с русскими воевать? Эти двенадцать человек разгонят тысячу наших солдат, — с кислой улыбкой заметил чин-цай.
— Ну что вы, господин губернатор, нам воевать не из-за чего, и Россия еще никогда не вела войну с Китаем. А ружья нужны нам только для охоты.
Высоко в небе над резиденцией как раз кружила стая стрижей и воробьев, и Николай Михайлович в доказательство настрелял за пару минут с десяток птиц.
Губернатор лишь аплодировал подобным талантам. Не забыв шепотом отдать распоряжение начальнику собственной гвардии: сутки напролет тренировать солдат в стрельбе.
Когда же напуганные птички улетели, Пржевальскому пришлось, уступая общему желанию, разбивать подброшенные куриные яйца — по одному и по два разом, двойным выстрелом. Жаль было попусту тратить заряды, которых здесь нигде уже нельзя достать; но репутация хорошего стрелка весьма помогала во все прежние путешествия. Это искусство производит на азиатцев чарующее впечатление, и Николаю Михайловичу пришлось доставить губернатору это удовольствие.
«Форменная одежда солдат (из частей знаменитых маньчжурских войск), виденных нами в Хами, состояла из красной, вроде кофты, курмы; в этой курме на груди и спине, на круглом белом поле, словно на яблоке мишени, вышито название части, к которой солдат принадлежит. Под курму надевается далембовый халат; затем далембовые панталоны с плисовыми наколенниками; и плисовые, с войлочными подошвами, сапоги довершают костюм описываемых воинов. На голову свою летом они повязывают большой пестрый платок, из-под которого сзади спускается или иногда обматывается вокруг головы длинная коса. В таком уборе, с безусым и безбородым лицом, притом с сильно развязными, даже нахальными манерами, маньчжурские солдаты много напоминают наших разгульных деревенских женщин, на которых еще более походят своими неудобоописываемыми привычками. Вооружение этих воинов состоит из старых английских гладкоствольных пистонных ружей, большая часть стволов которых урезана на одну треть длины для удобства привешивания ружья к седлу… Притом же не только солдаты, но даже и офицеры, нами виденные, почти вовсе не умели стрелять».
— Николай Михайлович! Я этого Лю пристрелю, честное слово! — в сердцах воскликнул Всеволод Михайлович Роборовский, вернувшись с базара в лагерь. — И дел-то всего — пуд риса купить, три пуда муки, десяток баранов, двести булок да ячмень для лошадей, за день сделать можно, а мы четыре дня по базару ходим без толку!