- Да как вы?!.. – умолкла. Он же всё заранее просчитал, включая этот ничтожный писк!
- Оставьте вопли погорелому театру. Так уж и быть, поясню широту своей мысли. Вы можете куда больше, чем думаете, когда не прячетесь в кустах и не строите попранную невинность. Иногда я кричу без повода, просто потому, что захотелось. И что же? – он скрестил руки на груди. – Будете вспоминать, где ошиблись? Ну, разумеется, будете. Даже зная, что нигде не накосячили, всё равно станете копаться. А знаете, почему?
- Почему?
- Потому что вы, моя дражайшая Вера Сергеевна, еще большая подхалимка, чем Ярослав Витальевич, но у него хотя бы свои взгляды есть, и он им верен. Вы же хотите быть хорошей для всех, никого не оставив в накладе. Так не бывает, Соболева, невозможно угодить сразу всем. Раневскую уважаете? Так вот, лучше быть дельным человеком и ругаться матом, чем тихой интеллигентной тварью.
Я жалела, что вообще затеяла этот разговор, но в глубине души вскипала самая настоящая ярость. Страх перед Воропаевым и старый страх быть осмеянной отчаянно боролись с этой яростью... и проиграли.
- Чего вы добиваетесь? – спросила я, повторяя его жест – руки на груди. – Хотели разозлить, задеть, оскорбить или всё сразу? У вас получилось. Дальше-то что, желаете узнать мое мнение? Уверяю, оно вам не понравится, ибо ничего лестного по этому поводу рассказать не смогу.
- А вы попробуйте, - совсем другим голосом предложил Артемий Петрович и сделал два шага назад. Вернулась способность нормально дышать, словно я весь день пролежала под завалами, а теперь меня оттуда вытащили. – Не стесняйтесь.
Будем считать, что разрешение на бунт получено. Беззвучно вздохнула, успокаивая нервы. Вдох-выдох, вдох-выдох. Скажу, и будь что будет.
- Я не тварь, не тихая и не громкая, Артемий Петрович, просто не люблю лезть под поезда. Представьте, что я ругаюсь с вами изо дня в день, спорю, держу... дерзю... веду себя дерзко – хорошо? Навряд ли, вы меня стопроцентно уволите или того хуже, а я работать хочу, понимаете? Просто работать! Говорите, Сологуб верен взглядам? – на этом месте я запнулась. Не возводи напраслину, Вера, оставь желчь для пищеварения. – Хотя речь не о нем. Все мы успели «отличиться», и я себя не оправдываю. Дело в вас, не так ли? В вас и вашей поведенческой линии. По-моему, вы слишком много на себя берете...
- А ведь всё так славно начиналось, - посетовал Воропаев, вклиниваясь самым беспардонным образом, – особенно сильно прозвучало это «просто работать». Песню испортил переход на личности и, пожалуй, намек на дальнейшее хамство, но, в общем и целом, вы молодец. Можете быть свободны.