Беспрерывное изъятие людей. Беспрерывное изъятие людей. Какой поразительный язык, я запомню. Удивляется – и, кажется, искренне: «Как мы могли все проглядеть, как могло случиться, что вражеский элемент расцвел таким пышным цветом?..» А саму ее «изъяли» в 1939 году. Интернет говорит, что «скрывала антисоветскую деятельность своего мужа». И еще у нее были «террористические намерения». Вот так история. Вот тебе и берлинское платье.
И я почти уже сделала выбор, остановилась на дневнике Марии Сванидзе, но вдруг подумала, что это ведь так от меня далеко. Что я добавлю? Выдавлю из себя банальное рассуждение о том, что в кровавом режиме нет никаких «своих», что никто не в безопасности, никто не застрахован? Сделаю «тонкий» намек на сегодняшний день?
И тут мне пришла идея: а что, если поступить совсем по-другому? Кардинально по-другому. Задать совершенно другие вводные. Что, если взять дневник обычного человека? Не Москва. Не Петербург – Ленинград. Откуда-то из провинции. Никого не знал и не видел. Не принимал участия ни в одном историческом событии. Не воевал. Не убивал (так, чтобы мы об этом знали). Не был расстрелян (так, чтобы мы об этом знали). Не видел обысков и арестов. Совершенно обычный. Простой, как пять копеек. Такой, как кто-то, кого я знаю. Что, если в жизни этого человека, в ее обыденности, мерном течении, в какой-нибудь глупости и нелепости, в какой-нибудь жалкой надежде или мечте, в какой-то простейшей мысли я смогу прочесть что-то свое? Или пусть не свое, но понятное.
В конце концов, всегда же было у человека по две руки и по две ноги, и схожие мысли, конечно, текут сквозь года.
Аноним!
Кто может быть сильнее задвинут, затерт и забыт среди всех этих имен, званий, должностей, пометок «расстрелян»! Конечно, мне нужен какой-нибудь аноним.
Вот так я наткнулась на дневник молодого крестьянина, поденного рабочего на селекционно-генетической станции имени И. В. Мичурина. Прочла одну из первых записей – «Днем работал на производстве. Вечером нарисовал портрет Ленина» – и, хотя в этой записи, на первый взгляд, не было ничего, что соединило бы меня с автором, вдруг заметила в ней такую сильную естественную комичность, словно дневник этот – вовсе и не дневник, а изящная литературная шутка, которую я сама не отказалась бы пошутить.
Удивительно, как я была в этом чувстве права и насколько была не права в то же время.
Однако выбор этого дневника стал для меня одним из самых правильных решений уходящего года. Может быть, даже лучшим его событием.
– II -
Дневник датирован 1932 годом. В нем всего 47 записей. Автору двадцать лет. Станция, на которой он трудился, находилась в городе Козлов Тамбовской области. В этом же году город переименуют в Мичуринск. Сейчас это наукоград с агрокомплексом, исследовательскими лабораториями, институтом генетики и селекции плодовых растений. А тогда была эта станция, и я, если честно, так и не поняла, чем мой аноним на ней занимался.