— Осады не будет. Я знаю, как выманить Константинуса на равнину.
— И что тогда? — гневно воскликнул Ольгерд. — Да они развеют эту толпу, как ветер кучу соломы.
— Они не смогут этого сделать, когда там будут три тысячи отчаянных хиборианских всадников, сражающихся тесным кругом, которому я научу их.
— И где же ты достанешь три тысячи хиборианцев? — с явным сарказмом спросил Ольгерд. — Из воздуха?
— Они уже собрались в оазисе Акроль и ждут моего приказа, — невозмутимо ответил киммериец.
— Ты сделал это втайне от меня!
Ольгерд положил руку на рукоять кинжала, а Конан спокойно продолжил:
— Все хотят видеть меня атаманом.
— Ты глупец! — прошептал Ольгерд. — Уж не вообразил ли ты себя вождем?
Мужчины вскочили.
— Я уничтожу тебя, — с ледяным спокойствием сказал атаман.
— Ты лучше позови людей и прикажи им сделать это, а уж потом посмотрим, станут ли они тебя слушать!
— Ты — подонок с западных Холмов, — хрипло пробормотал Ольгерд. — Как ты посмел подкапываться под мою власть?
— Мне просто необходимо было это сделать, — спокойно ответил Конан. — Ты считаешь, что я не имею ничего общего с тем, что ряды наших воинов постоянно растут, но это ложь. Они подчиняются твоим приказам, но дерутся за меня, и в Зуагире нет больше места для двух вождей.
— И что же ты пообещал этим предателям?
— Я сказал им, что Хауран заплатит караван золота за освобождение, а потом мы отправимся в поход против туранцев, как ты и прикидывал. Они желают добычи, и они получат ее.
Понурый вид Ольгерда указывал, что он уже начинает понимать — гигантская фигура перед ним была настоящим вождем зуагиров.
— Умри, собака! — выхватывая кинжал, злобно закричал атаман, но быстрая, как молния, рука Конана рванулась через стол. Раздался хруст сломанных костей. В шатре наступила тишина — мужчины со злобой разглядывали друг друга. Наконец Конан рассмеялся, но не ослабил хватки на сломанной руке.
— Годишься ли ты для того, чтобы жить, Ольгерд?
Его улыбка стала шире, и пальцы сжались, впиваясь в дрожащую плоть. Лицо Ольгерда стало пепельным, кровь отхлынула от его губ, но он не проронил ни звука.
Конан хрипло рассмеялся и оттолкнул его.
— Я дарю тебе жизнь, Ольгерд, как ты подарил мне мою, — медленно произнес он. — То испытание, которое ты в свое время придумал для меня, было более суровым и ты бы не смог выдержать его, как и никто, кроме западного варвара. Возьми мою лошадь и уезжай. Она привязана за палаткой — в седельных сумках вода и пища и никто не увидит тебя. Но уходи быстрее. В пустыне нет места для поверженного вождя.
Ольгерд ничего не ответил.