«Но это не моя жена…» — скажет Беттертон. Все взгляды обратятся на нее… все поймут: среди них шпионка…
Разве у нее есть выход? Может быть, самой перейти в наступление? Не дав Беттертону вставить слово, закричать: «Кто вы такой? Вы не мой муж!», убедительно изобразить возмущение, потрясение, ужас — может, это заронило бы подозрения насчет Беттертона, насчет того, он ли это или кто-то другой, выдающий себя за него, — одним словом, шпион. Но тогда она поставит под удар Беттертона… С другой стороны, если Беттертон — предатель, готовый продать государственные тайны своей страны, почему нужно заботиться о его безопасности? «До чего же тяжело, — подумала она, чувствуя, что не в силах сосредоточиться, — решить, чьи интересы ставить выше… И вообще, как трудно судить о людях… Во всяком случае, стоит попробовать посеять сомнение».
У Хилари кружилась голова, но она заставила себя вернуться к реальности. Хотя мысли в ее голове мелькали с бешеной скоростью, ее поведение не должно было выдавать этого.
Пришельцев из внешнего мира встречал высокий красивый мужчина, видимо полиглот, поскольку он ухитрился сказать каждому несколько слов на его или ее родном языке.
— Enchante de faire votre connaissance, mon cher docteur[179],— приветствовал он доктора Барона и тут же обратился к Хилари: — А, миссис Беттертон, рады видеть вас здесь. Не обессудьте, дорога, конечно, была тяжелой. Ваш муж прекрасно себя чувствует и с нетерпением ждет вас.
Он одарил ее легкой улыбкой, но она заметила, что холодные светлые глаза при этом не улыбались.
— Вы, наверное, сгораете от нетерпения, — добавил он.
Голова у Хилари закружилась еще сильнее — казалось, люди вокруг то подступают ближе, то отступают, как морской прибой. Заметив это, Энди Питерс поддержал ее под руку.
— Вы, должно быть, не в курсе дела, — сказал он приветливому хозяину. — В Касабланке у миссис Беттертон было тяжелое сотрясение мозга, а ехать пришлось так долго и так непросто… Я уж не говорю о волнении от предстоящей встречи с мужем. Думаю, сейчас ей лучше всего было бы полежать где-нибудь в темноте.
При звуках его участливого голоса Хилари покачнулась и сильнее оперлась на заботливо протянутую им руку. Так просто было бы упасть на колени, рухнуть на землю, изобразив обморок… Ее уложили бы в затемненной комнате, и это хоть ненадолго отсрочило бы разоблачение… Но ведь Беттертон, как на его месте любой муж, захочет навестить больную жену, и, как только его глаза привыкнут к полумраку, он поймет, что она — не Олив Беттертон.
Мужество вернулось к Хилари. Она выпрямилась, на щеках у нее вновь появился румянец. Она гордо вскинула голову.