Аристарх Сабуров, красавец-брюнет с зелёными глазами, сидел рядом с князем Любомирским, который беседовал с ним о спиритизме. Собеседник князя, собственно, не участвовал в разговоре, а просто кивал время от времени, и только однажды задал князю вопрос о месмеризме. Герман Грейг сидел между девицами Черевиными, Даниил Энгельгардт - рядом с Ниной, Макс же Мещёрский - справа от Лидии Черевиной и слева от Анастасии Любомирской. В них, на взгляд Бартенева, тоже не было ничего странного - ни голосом, ни манерами, ни внешностью они на упырей не походили. Он оглянулся в бок - на Всеволода Ратиева. Тот, с копной вьющихся волос и бледным лицом, со шрамом на щеке, тоже был абсолютно обыкновенен, он мало ел, но много пил, однако, выпитое, казалось, не бодрило его, а лишь усыпляло.
При этом девицы Черевины смотрели в основном на красавца Сабурова, Лидия пожирала его глазами. Завораживала не только красота, но и спокойная уверенность в себе. Сабуров же, как отметил Корвин-Коссаковский, почти не обращал внимания на девиц, но явно понимал, что красив, умело пользовался магией своих черт, смотрел вокруг глазами созерцателя. Арсений нахмурился. Сбывались его худшие опасения. Молодые девушки бросаются от любви к таким мужчинам в пропасть, умирают от туберкулёза, а они говорят, что устали от чувств... Сердце таких мужчин не выдерживает слишком много любви, жара сердца в них нет и на страсть этих мужчин женщинам рассчитывать не стоит. Они вспыхивают ненадолго и быстро устают от страстей. Слишком быстро.
Тут Протасов-Бахметьев неожиданно обратился к Корвин-Коссаковскому. Дело в том, что как раз накануне газеты сообщили о раскрытии сильно нашумевшего преступления - убийства, которое произвело в Петербурге сенсацию: убийцами оказались люди из общества, коих на убийство толкают обычно лишь ревность или оскорблённая честь. Здесь же убийцы прельстились парой серёг.
Корвин-Коссаковский неохотно рассказал эту историю, которую знал со слов следователя Ивана Путилина. Убитую с глубокой раной на затылке обнаружили в её квартире. Лицо было в кровоподтёках, нос сломан, несколько зубов выбито. Тут же валялись никелированный топорик и стальной прут с увесистым свинцовым шариком на конце. Туалет, шкаф, комод - все было перерыто. Среди разбросанного белья полицейские обнаружили коробочку серёг с крупными, каратов по восемь, бриллиантами. Прислуга показала, что барин все больше разъезжал по службе, у покойной бывали гости. Дня за четыре до смерти барыня вернулась домой с подругой и двумя молодыми людьми. Гостей прислуга видела впервые, а подругу знала: француженка она, проживает на Офицерской. Один из молодых людей на следующий день приходил снова, но, не застав госпожу, оставил карточку. 'Павел Жирар, почётный гражданин города Цюриха'... Расследовавший дело велел найти на Офицерской подругу покойной, поведавшую, что неделю тому назад в 'Вене' они познакомились с двумя элегантными молодыми людьми. На следующий день они, как старые знакомые, после завтрака отправились на скетинг-ринк, а потом, по приглашению подруги, к ней пить чай.... Путилин вспомнил, что рядом с рестораном на Гоголевской есть магазин металлических изделий - 'Пек и Прейсфренд'. В магазине Пека топорик был опознан, и приказчик, его продавший, запомнил шикарно одетого молодого человека, ведь клиентами там были, в основном, женщины, рабочие и пожилые хозяйственники. Но кто он? Не подлежало сомнению, что оставленная карточка не была карточкой убийцы. Запросили швейцарское консульство о Павле Жираре. Под этим именем значился владелец часового магазина на Невском 'Павел Буре'. Он оказался пожилым человеком, с готовностью сообщил имена тех, кому давал карточки, в списке значилась и фамилия одного из крупных сановников Министерства иностранных дел. Тот не нашёл карточки, но вспомнил, что к нему заходил сослуживец, тайный советник Долматов с сыном.