Полицейские раздобыли фото младшего Долматова. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из 'элегантных знакомых', прислуга ответила: 'Они-с!', а приказчик от Пека сказал с уверенностью: 'Они самые-с!'
Преступники были арестованы. Долматов был откровенен: 'Деньги нужны были до зарезу, - мы и зарезали...'
−А как сообразили про 'Пек и Прейсфренд'? - поинтересовался Протасов-Бахметьев.
Арсений Вениаминович пожал плечами.
−Сопоставили посещения молодыми людьми этой забегаловки 'Вены', новенький вид топорика и явную глупость убийц, разумеется, - усмехнулся он.
Его прервали.
−А почему глупость-то? - недоуменно спросил Грейг. Он тоже внимательно прочёл газеты.
Корвин-Коссаковский смерил его нечитаемым взглядом и высокомерно усмехнулся. Впрочем, может, высокомерия и не было, но в глазах Арсения Вениаминовича всем померещилась что-то надменное. Но он спокойно растолковал, что глупо убивать жертву, если тебя с ней видели. Ещё глупее приобретать орудие убийства там, где вас могли запомнить, но, если преступникам не хватило ума держаться на расстоянии от жертвы, где уж им было об осторожности с орудием убийства подумать.
−Вас послушать, господин Корвин-Коссаковский, - кокетливо проговорила Елизавета Любомирская, не спускавшая глаз с Александра Критского, - так раскрытие преступлений - пустяк. Между тем, все говорят об изощрённости преступного мышления.
Корвин-Коссаковский усмехнулся.
−Вздор говорят. Я встречал среди преступников хитрых и изворотливых людей, но умных - никогда. Преступники - это бедные любовью люди с оскудевшей душой, перешедшие грань, где злой умысел претворяется в деяние. Это нелюди. Нечисть.
Их разговор привлёк внимание всего стола и стал общим.
Бартенев же, почти не слушая, осторожно переводил глаза с одного на другого молодого человека - но ничего не помогало, и он был готов уже сказать себе, что встреча упырей у Митрофаньевского погоста, что бы там не говорил Корвин-Коссаковский, была просто плодом его воображения. Он досадливо надкусил тетеревиное крыло, немного выпил, и тут вдруг в тихо журчащем за столом разговоре услышал: 'Убийство - это, конечно, глупость несусветная и вздор величайший...'
Порфирий Дормидонтович вздрогнул. Нет, ничего в этих словах особенного не было, но что-то странно насторожило Бартенева, словно кольнуло. Он растерянно поднял глаза и тут в ужасе понял, что не приметил говорящего, единственно, что ему запомнилось - тихий тон мелодичного баритона, голос сдержанный и приятный. Он оторопело повернулся к Корвин-Коссаковскому, и тот сразу, заметив его движение, повернулся к нему. Глаза их встретились, и Арсений поймал взгляд друга, но сделал ему знак не волноваться.