Все обомлели от этого крика. Никто не поверил этому, так все походило на правду.
…Перед ними был не Васька Харьяг, а Тэлико. Снимая с себя парики и стирая грим, Тэлико и Нярвей торжествующе смотрели на пораженных пастухов. Они были горды и счастливы: они с честью выдержали экзамен на звание артистов своего народа. Это видно было по изумлению на лицах зрителей, по изумлению, которое переходило в восхищение.
И только старый Окатетто никак не мог понять, в чем дело.
— Но ведь их уста говорили правду? — спрашивал он. — Откуда Тэлико знать ум Васьки Харьяга? А ведь он знает его как свой.
И лишь потом, когда старика стали благодарить за сына, он стал задавать вопросы.
Наконец-то он понял, что такое искусство, но на всякий случай сказал:
— А револьвер-то был у тебя не настоящий, я это сразу увидел. Надо было лучше играть.
— Это бутафорский, — сказал Тэлико и поднял с досок револьвер с дулом, обгоревшим за время свалки.
— А я думал, что ты и вправду меня любишь, — смущенно сказал Тэнэко.
— Кто его знает! — лукаво ответила Нярвей.
Старуха сидела у самого костра и, перебирая пьяными пальцами обгоревший подол малицы, смотрела на Сероко.
— Спой что-нибудь, Степанида, — сказал хозяин Выль Паш и вновь выпил чарку. Блаженное лицо его покрылось мелким потом. Он сегодня праздновал свое пятидесятилетие. Ради такого случая он купил у спиртоноса три бутылки спирта и пригласил самую старую сказочницу, самую знаменитую сказочницу от Колгуева до Обдорска. Он приготовил ей в подарок за песни новую малицу, расшитую синими и алыми сукнами.
— Дай, — сказала старуха и не торопясь выпила стакан. Потом из-под подола малицы достала медную табакерку и втянула с ногтя коричневый порошок. Брызнули слезы, и безумными глазами она вновь посмотрела на Сероко. — О чем спеть? — спросила она, не обращаясь ни к кому.
— Спой что-нибудь, — сказал хозяин, — мне все равно о чем. О богатстве спой, об олешках упомяни. Я давно не слышал хороших сказок.
Старуха отодвинулась от огня и закрыла глаза. Сероко исподлобья злым взглядом следил за ней.
— Когда дует ветер с юга, не зови, пастух, пурги от моря, — хрипло запела старуха. — Все, что дано тебе при рождении, то будет дано и твоим сыновьям, внукам и правнукам.
…Жил на Большой земле гордец пастух. Он имел всего семнадцать олешек, но никогда не просил у Нума счастья.
«Мы сами отберем счастье у богатых», — говорил он таким же, как он, безоленщикам.
Нум не сердился на глупца. Он трижды увеличил стадо самому богатому оленщику Выль Пашу, потому что тот каждую луну приносил в жертву богу по три белоногих хапторки