.
Когда разразился советской-китайский конфликт в начале шестидесятых годов, послуживший причиной ядовитой полемики, Хрущев и Мао в тезисах по поводу доклада на закрытом заседании входят в открытое столкновение. В последнем томе Воспоминаний Хрущев утверждает следующее: «Сначала Мао занял такую позицию, по которой мы имели полное право критиковать Сталина за его превышение власти. Он утверждал, что это решение, принятое на двадцатом съезде, было совершенно разумным»>{32}. Далее Хрущев сообщает, что китайский лидер даже перечислил ошибки Сталина, касавшиеся его китайской политики: его поддержка Чан Кайши (Мао показал несколько писем Сталина этому генералу-националисту), или недооценка всего значения китайской революции и те помехи, которые Сталин создавал; не забыл Мао и о политике Коминтерна к этой китайской революции. (Всем этим упрекам можно безо всякого труда найти исторические доказательства.)
Как и все коммунисты, склонные переписывать историю в зависимости от новой политической ситуации, китайские коммунисты годом своего первоначального разрыва с СССР выбрали не 1958 год, как это было на самом деле, но 1956 — год двадцатого съезда и доклада Хрущева на закрытом заседании. А 1963 году они обвиняют Хрущева: «В своем докладе на закрытом заседании Хрущев сочинил лживые истории, коварно пользовался демагогией, обвиняя Сталина в „жажде гнать и наказывать“, „бесконечном самоуправстве и произволе“, в том, что он встал „… на путь массовых гонений и террора“ и знал „внутреннее положение страны и, в частности, сельского хозяйства лишь по фильмам“»>{33}. Но когда китайцы пробуют доказать, что они были враждебно настроены к двадцатому съезду с самого начала, они не в состоянии привести в качестве доказательства ни одного документа, исходящего от высших партийных органов. Они ограничиваются тем, что указывают на беседы Мао с Микояном и советским послом в апреле 1956 года, или на речи, обращенные к советским руководителям Лю Шаоцы или Чжоу Эньлаем в конце этого года. Но подобные возражения, которые, как настаивают китайцы в 1963 году, были якобы ими сделаны в 1956, исходили в год двадцатого съезда почти от всех коммунистических партий, и в печатном виде, а не в разговорах, как это было с китайской компартией. Когда Мао в частной беседе с Микояном говорил, что «нужен конкретный анализ» феномена Сталина, когда Чжоу Эньлай и Лю Шаоцы осыпали упреками — в устной форме — советских руководителей «за полное отсутствие глубокого анализа», они были значительно менее дерзновенны, чем Тольятти. Когда Мао, как он утверждает, сказал в октябре 1956 года советскому послу: «Нужно критиковать Сталина, но мы не согласны с использованными методами»