Вода прозрачна и холодна. Видно, как плавают раскрытые зонтики медуз, ползают среди камней звезды, все в иголках, темно-пористые. Из этой вот глубины, выпучив глаза, выскакивают юнги, и у каждого в кулаке обязательно размазня - все уже раздавлено всмятку (от усилия при всплытии). Любовь к воде скоро стала у нас доходить до смешного. Стоило прозвучать в классах звонку к перерыву, как юнги срывали с себя робы, прямо из окон кидались в озеро, и - мокрые! - к следующему звонку снова сидели за партами. Авраамов привил нам любовь к воде. Он сделал так, что море для нас из затаенной опасности превращалось в дружескую стихию, а вода - в колыбель нашу. Конечно, потом мне, как и другим, море обернулось иной стороной - уже трагической. Но тогда, в дни учебы, все мы радовались его восторженному блеску.
А вот когда начинался штормяга, Авраамов брал шестерку, ставил паруса и уходил в открытое кипящее море. Четырнадцать бойких рук команды при сильном ветре с трудом управляются с разъяренной парусиной. Ветер выплескивает из рук жесткие шкоты. А вот как удавалось старику Авраамову (всего лишь с двумя руками!) вести шлюпку в перехлест волн и ветра, - это знал только он. Но делал это лишь в одиночку, рискуя только собой.
Впрочем, Авраамов - автор книги "Шлюпочное дело", написанной им, когда мы все еще под столом гуляли. К ночи - прямо из шторма! - шестерка с одинокой фигурой каперанга на корме, обрушив паруса, с шипением лезла носом в мокрый песок.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Меня до сих пор удивляет ничтожный процент смертей среди молодежи, пусть даже скованной дисциплиной и присягой, но все-таки мы были мальчишками - буйными и отчаянными. Казалось бы, в таком многоликом и бесшабашном коллективе, где каждому море по колено, почти неизбежны всякие несчастные случаи.
Однако я могу вспомнить всего лишь д в е смерти.
Одна - совсем глупая. Юнге было лень обходить озеро по берегу. Он разделся, привязал одежду на спину, ботинки перекинул шнурками себе через шею. Поплыл, но ботинки сразу наполнились водой, словно два ведра, и он захлебнулся. Похоронили.
Другая смерть - тоже не от ума великого. Выдали нам паек сахарный на месяц вперед (полтора килограмма сразу). Один юнга в день выдачи пайка получил посылку из дома, в которой - на его беду - оказалось еще два килограмма сахару. Конечно, он не стал растягивать удовольствие на месяц и съел все сразу. Врачи не спасли его.
Приближался выпуск. Мы готовились и. враг готовился! На Соловках появились диверсанты, имевшие задачу - сорвать выпуск специалистов на действующий флот. Сначала они поджигали леса, и мы готовились к экзаменам, задыхаясь в едком дыму. Дымом пропиталась наша одежда, простыни и наволочки от подушек. Спишь, а в ноздри тебе, как два острых ножика, влезает дым. Соловки - эта драгоценная жемчужина русского Поморья - полыхали в пожарах. Иногда сидим на лекции, а в окне видим: вдруг ни с того ни с сего на другом берегу начинает полыхать огонь. Все срываются с мест, бултых - в озеро, плывут на другой берег, а там мокрыми голландками захлестывают свистящее по хвое пламя.