– Ты называл его Марри?
– Нет! Мы задолбали его! Мы все, как один, звали его Мейвис[9].
– Почему вы называли его Мейвисом?
– Потому что его имя было Мюриель, а пытаться спрятаться за именем Марриэль было еще хуже, поэтому он стал Мейвисом!
– Бедняжка! – Она покачала головой. – Но именно об этом я и говорю: если дать ребенку глупое или экстравагантное имя, он, возможно, будет страдать. Думаю, нам нужно дать ему имя, которое будет означать, что он может стать первоклассным адвокатом или мусорщиком, чтобы оно вполне подходило к тому и другому.
– Последнее все же предпочтительно, верно? – На работе у Мэттью были не лучшие времена.
Джессика не ответила.
– Как насчет того, чтобы назвать его так же, как зовут наших родителей?
Мэттью задумался.
– То есть если будет девочка, мы назовем Маргарет Корал?
– Или Корал Маргарет. – Джессика знала, что ее мать не захочет уступить первенство бабусе Маргарет, даже если она слишком вежлива для того, чтобы заявить об этом.
– А если будет мальчик… Роджер Энтони! – загоготал Мэттью. – Нет, решительно нет! Роджер Энтони напоминает то, что вытворял Мейвис Делахорн!
– Мне нравится Джозеф или Лео, а девочку мне хотелось назвать Бес. Бесан, – с улыбкой проговорила она.
Мэттью улыбнулся, поняв, что она, очевидно, уже думала об этом дольше, чем он предполагал.
– Лео – хорошее имя, это сила! И мне нравится Бес. А еще мне нравится Лилли.
Джессика кивнула. Это будет Бес.
14 октября 2013 г.
Я проснулась в слезах и весь день не переставала плакать. Я не могу остановиться. Не могу сделать глубокий вдох. Не могу сосредоточиться. Даже после того, как провела здесь два года. У меня уже случались такие дни, как сегодня, когда я чувствую себя так, словно я тону в своей печали. Это ужасно, ужасно проводить день вот так. Когда мы гуляли на улице, ко мне подошла одна старушка, она слонялась возле меня, когда я дышала необыкновенно свежим воздухом. Было заметно, что я плакала. Похлопав меня по плечу, она сказала: «Тяжело быть вдали от семьи, особенно для такой молодой женщины, как вы. Мне по-прежнему тяжело, даже сейчас. Мне так не хватает их, я страдаю». Я пристально смотрела на нее, испытывая что-то похожее на зависть к этой женщине, явно способной выражать свои чувства и осознавать свою потерю значительно глубже, чем я. У меня не возникло желания поговорить с ней или открыться ей. Не знаю почему. Поэтому я удрала в свою комнату и, схватив альбом для эскизов и карандаш, нарисовала первое, что пришло мне в голову. Это был маленький полосатый носок. Я долго смотрела на него, а потом, уткнувшись лицом в подушку, расплакалась еще пуще.