Клуфтингер задумался. Он не помнил, чтобы во времена его юности питанию отводили такую роль. Само собой, понукания вроде «ешь масло, будешь классным» или «яблочко в день снимет всякую лень» в расчет не шли. И в голову не приходило, чтобы кто-нибудь в те времена изучал состав продукта, по меньшей мере среди его знакомых. Вся эта свистопляска началась с первого скандала в розничной сети. И так же незаметно затухла. Тогда. В семидесятые годы. Напрягая извилины, он так и не вспомнил тех событий.
Так. Может, всплывет что-либо еще за эти годы. То дело с фальсифицированным вином, разве оно разразилось не в то же время? Первыми на золотую жилу напали австрияки. Как оно там называлось? Ах да, гликоль. И как он мог забыть? Слово тогда было у всех на устах. Он тогда шутил направо и налево, что вино из Австрии лучше использует как антифриз, чем отважится его выпить…
Хотя нет, он не прав. То дело разразилось куда позже. Конец восьмидесятых вроде бы.
Кажется, в то время привычный мир еще не рухнул.
Да, да, и речи о том еще не было. Хотя к чему речи?
Клуфтингеру вспомнился золотушный одноклассник, как там его звали?.. Точно, Кройцер. Он унаследовал крестьянский двор отца и мечтал превратить его в настоящую ферму. Юный Клуфтингер много с ним спорил. Мартин все время цитировал учителей: увеличивать поголовье, наращивать массу… Он специализировался в то время на выращивании цыплят и завел первую в Альгое птицеферму нового образца. Думал довести поголовье до десяти тысяч. Все в тесных клетках, по рекомендациям научных мужей. О биологии, экологии и тем более защите животных тогда никто и понятия не имел. Равно как и Мартин. Ну да, в семьдесят втором и семьдесят третьем спрос на куриное мясо превзошел все мыслимые пределы. А затем в те же годы заголовки запестрели сообщениями о сальмонелле. Вроде бы как из-за плохого содержания. Многие тогда озаботились проблемой, но широкого резонанса не произошло. А вот для птицефермы Мартина это стало концом. Сейчас, по слухам, Мартин работал на большой промышленной свиноферме где-то на севере Германии. По крайней мере это последнее, что Клуфтингер о нем слышал.
На памяти комиссара то было время последних дискуссий о продуктах питания. Этим, возможно, объяснялось то, что кёльнский скандал — а по нынешним масштабам те события именно так и можно квалифицировать — СМИ не раздули. На счастье Вахтера и Лутценберга, подумал Клуфтингер. Оба хоть и потеряли работу, но публично их не пригвоздили к позорному столбу. Клуфтингер даже подозревал, что мало кто в Альгое вообще узнал об этом. Сам он мог лишь смутно припомнить дальние отзвуки. Наверное, поэтому Шёнмангера и не волновало прошлое Вахтера. Оно имело значение только для акул большого бизнеса, а там для него все двери оказались закрытыми. Зато в Кругцелле сделали ценное приобретение, какое в иных условиях оказалось бы Шёнмангеру не по карману. Опять же во времена, когда газеты пестрят заголовками о вредных веществах в картофельных чипсах, вызывающих рак, о коровьем бешенстве