«Оказывается, это и есть жизнь, – отвращение опять подступило к горлу. – Нажраться курицы, развалиться в громадной машине, поболтать по крутому мобильнику… Мне этого не хватало? Вот, получи! Расплатись своими детьми».
Она знала, что Матвей видит ее лицо, которое лучше бы сейчас не показывать. Ему даже не приходилось надевать контактные линзы. У него было хорошее зрение, хорошая голова, хороший характер, хорошая улыбка… Разве она могла не влюбиться в такого мужчину?
«Могла, – Маша отвернулась к окну и встретилась взглядом с собакой, которая сразу встрепенулась и неуверенно вильнула хвостом. – Вот у кого ничего нет. А у меня действительно все было. Но… Но! Каких-то пять лет, и мальчики ушли бы сами, так уж заведено. А Матвей уже был бы потерян. Я украла у них пять лет детства, чтобы выгадать себе пять лет молодости. Я не чувствовала себя молодой с Аркадием. Потому что он сам внутри давно постарел».
Ее муж даже в двадцать лет был тихой водой. Не тихим омутом, а спокойной рекой, в которой глубина – не обманная, а вот движения почти нет. Против него Матвей казался горным потоком, обжигающим, не допускающим сопротивления. Он все время куда-то бежал, размахивал руками, фантазировал, всех вокруг увлекая в свой мир. Беспрестанно звонил телефон, двигатель машины не оставался выключенным ни на миг, даже телевизор, когда его смотрел Матвей, перескакивал с канала на канал.
Иногда Маше казалось, что ее начинает утомлять такой темп. Может быть, она действительно была стара для него… С Аркадием она не ощущала усталости, ведь и уставать-то было не от чего. У них никогда не случалось ничего плохого, никаких бед, которые могли бы встряхнуть обоих. Этому можно было только радоваться, но теперь Маша подумывала, что им с мужем пошло бы на пользу, если бы хоть однажды их как следует шарахнуло о подводный камень…
– Купи что-нибудь для той собаки, – попросила она, когда Матвей вернулся. – Смотри, какая несчастная!
– Мы ей кости отдадим.
– Ты жадничаешь? – изумилась Маша.
До сих пор она не замечала в нем этого. Чаще Матвея приходилось хватать за руку, чтоб он не источал золотой дождь.
Он обиделся:
– Почему это? Собаки же любят кости!
– Глупый. Собак нельзя кормить куриными костями. Они острые, могут вонзиться в горло.
– Серьезно? – прижав руку к груди, будто у него схватило сердце, протянул Матвей преувеличенно-потрясенным тоном. – Ладно, куплю ей бутерброд. Она не поперхнется хлебными крошками?
Маша сказала ему вслед:
– Я сама отнесу ей.
Она почувствовала себя отчаявшейся грешницей, пытающейся задобрить Бога через подаяние нищему.