— Передайте этому Харамиеву, чтобы он поменьше писал, а побольше думал!
Поначалу до меня как-то не дошел смысл сказанного, но, когда я поразмыслил над услышанным, понял, какая тяжкая обида наносится свояку и мне, потому что его произведения мне действительно нравились. Я невольно увлекся и пристрастился к этому делу, продолжая разносить рассказы по редакциям, ругаться с редакторами и говорить им, что они оторвались от народа, погрязнув в удобствах столичной жизни. Ко всему этому и свояк звонил мне непрерывно, и мы подбадривали друг друга, охваченные недовольством. Дело дошло до того, что свояк в конце концов сам приехал в Софию, чтобы утрясти свои творческие вопросы, так как известно, что под лежачий камень вода не течет. Это совпало с окончанием летних каникул Ивана. Разумеется, для меня это был удобный случай, поскольку он решал проблему возвращения домой моей жены и сына и мне не нужно было ездить за ними и тратить деньги. С ними приехала и Еленка, младшая сестричка жены, худенькая, смешливая и довольно миловидная женщина. Ей хотелось походить по Софии, где она когда-то училась, и помочь моей жене, нагруженной чемоданами, и корзинками, и съестными припасами, необходимыми к зиме. Одним словом, в доме сразу появились еще четыре человека — все здоровые и крепкие, загоревшие на летнем солнце. Повсюду запахло грушами, яблоками, балканской ракией, которую свояк сам не пил, но которой любил угощать своих близких. Да, сразу вдруг стало весело, тем более что Еленка готовилась выступить на конкурсе народных песен на Софийском радио, которые в то время пользовались большой популярностью и часто исполнялись. Свояк был бодрым и полным сил. Он постоянно грозил редакторам, что, дескать, еще наступит им на горло. Как и Еленка, он был худым, но высоким, с усами и все время улыбался, будто море ему было по колено. Жена моя стала как-то мягче, пополнела на монастырском питании. По всему было видно, что курорт подействовал и на нее, потому что и она нет-нет да и подхватит вместе с Еленкой народную песню в унисон с радио. Об Иване и говорить нечего. Он продолжал пропадать на улице, забыв, что учебный год на носу. Я тоже был доволен и материальным подкреплением к суровой зиме, и тем, что набрал сил и для своей службы, и для занятий в партийном просвещении. Занятия мы намеревались продолжить в налоговом управлении, переходя от первобытнообщинного к рабовладельческому строю, как это и было предусмотрено программами.
Радость наша продолжалась неделю. Первой подала голос моя жена: