— Виолета!
— Наконец в тебе что-то дрогнуло!.. А почему бы и нет?
— Не надо, Виолета!
— Нет, я тебя не обвиняю. Просто хочу предостеречь от некоторых заблуждений и иллюзий. Ты, наверное, подумал: «Вот, она опять удочку забрасывает… Приглашает меня на вечер…» Не так ли?
— О чем ты говоришь, Виолета!
— Я знаю, о чем говорю. Вижу тебя насквозь… Но пойми, я не могу жить одна! Можно ли жить в одиночестве?.. Десять лет я была обречена жить одной, сталкиваться с бездушием разных дураков… Твой арест, в сущности, оказался и моим арестом, хотя я с тобой и порвала… Ведь ниточка, которой мы были связаны, все еще тянется… Мы с тобой в одной упряжке… Жаль, конечно… Как я одинока!.. Если бы ты только знал, если бы знал!.. Как меня измучили эти люди!..
— Какие люди, Виолета?
— Которые обрекли и тебя на это изгнание… Спасибо тебе за добрые слова, которые ты написал обо мне. Ты ведь мог их и не писать. Но ты оказался смелее, чем я о тебе думала. И это как-то сблизило нас, вернуло мне веру в людей… Не все, видно, опустошены бездушием 1951 года… высокомерием той проклятой поры… И я благодарю тебя… И в то же время ненавижу, ненавижу за то, что ты думаешь, будто я потеряла себя!.. Этот дурак был четвертым, в ком я разочаровалась… Он моложе меня на пять лет, а душа у него старая… Понимаешь?
— Извини, Виолета, но в тот вечер, о котором ты говоришь, я совершенно случайно…
— А мне все равно… Тебе надо было окликнуть меня, а не выслеживать в зарослях. Может быть, ты помог бы мне избежать потом многих неприятностей…
— Ты хорошо сделала, что порвала с ним.
— Он начал крутить с бухгалтершей, чтобы отомстить мне, словно я школьница… И что получилось? Опозорили всю вашу гостиницу… вместе с ее директором!
Я посмотрел на нее с недоверием.
— Нет, я здесь ни при чем, — продолжала она. — Не в моем характере заниматься такими делами. Векилов давно за ним присматривал… А Гном пусть катится ко всем чертям… Я боялась, как бы они и тебя не впутали в это дело.
— И меня?
— Я знаю, что ты простоват… Сколько раз ты оказывал Гному услуги? Не помнишь?
— Ну, может быть, раза два или три…
— Куда ты его возил?
— До стадиона и обратно.
— И больше ничего?
— Ничего.
— Ну, слава богу… Налей мне еще немножко, и пойдем отсюда. Проводишь меня до реки. А там я дойду сама.
— Нет, я провожу тебя до дому.
— Спасибо тебе.
Она подняла бокал и осушила его до дна. Я испугался лихорадочного блеска ее глаз, смотревших на центр площадки, где русоволосая все еще танцевала с Масларским.
— Пойдем! — сказала Виолета, резво поднявшись.
— А цветы, цветы! — закричал я, бросаясь за ней.