подлинный военный талант, личный героизм и доблесть. У красных маршалов – карательные экспедиции, кровавая «революционная совесть», партийные интриги. Красные жезлы советских маршалов, омытые в крови замученных русских людей, никогда не заблестят. Они лишь символ бессудных расстрелов, насилия, проклятия безумных лет сталинской диктатуры (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).
Тухачевский вел к тому, чтобы поставить Кр. [асную] Армию вне политики, повести ее по национальным рельсам и при ее помощи совершить антисталинский переворот. Сталин учуял в Тухачевском Бонапарта и смертельную себе угрозу (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).
• Торквемадо[252] (ассоциации с крайней жестокостью, безжалостностью, беспощадностью):
…большевизм просто интересует как сила, держащая в повиновении громадную страну, и художников привлекает «загадка Ленина», как в свое время – загадка Наполеона или Торквемадо (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
• Лоренцо Великолепный[253] (ассоциации с трусливостью, необоснованной подозрительностью из-за страха лишиться должностных благ, потерять свое место), Герострат[254] (символ честолюбца, добивающегося славы любым путем), Фотий:[255]
Некоторые все нарастающие деревенские действия из-за «угла» убедительно свидетельствуют большевикам, что им пора для своих политических прогулок подальше от деревни выбрать закоулок. Так и делает Лоренцо Великолепный – блаженнейший в своей гнусности Анатолий Луначарский. Собираясь оскандалить в мировом масштабе русское искусство в Париже своим «возглавлением» соответствующего русского отдела на международной, там открывающейся выставке этот Герострат русского просвещения, этот изуверный архимандрит Фотий коммунизма заранее ищет большевизму новых «попутчиков в Европе» («Известия» 20 янв.). И, конечно, обжегшись на русских рабочих и крестьянах, современный министр «народного затемнения» в толщу европейской демократии за попутчиками не суется (Дни. 1925. 27 янв. № 675).
В этом публицистическом пассаже любопытны языковые средства дискредитации политического (идеологического) оппонента, использованные в демократической газете. Один из ведущих деятелей советской культуры, народный комиссар просвещения, получает целый спектр характеристик, реализуемых при помощи прецедентных имен. Сам набор этих имен достаточно красноречив: с одной стороны, он дает представление о некотором наборе прецедентных имен в лингвокультурном багаже журналистов типичной эмигрантской газеты, с другой – показывает прагматические механизмы дискредитации. В этой цитате можно выделить два характеризующих ряда: 1) морально-оценочный; 2) профессионально-оценочный. Морально-оценочный ряд открывается апелляцией к имени Лоренцо Великолепного, призванного связать в сознании читателя данного персонажа с комиссарской должностью Луначарского на основании высокого статуса; далее следует нагнетание, суммирование характеристик «красного комиссара»: предельная, крайняя моральная низость, переходящая в беспринципность, притворное лицемерие