— На этой бирже сторожем работает Маланья, старшая сестра моей жены...
Поленова перекосило так, словно у него заболели все зубы сразу. Ховринов посмотрел на него укоризненно и продолжал:
— Мы были у ней в гостях, и я видел, как из одной цистерны заправляли точно такой трактор, каким мы лес возим.
Ковалев притянул к себе голову Ховринова и крепко поцеловал в губы. Ховринов спокойно вытер рот рукавом полушубка, не придав эмоции директора никакого значения, и видимо, что-то вспомнив, сообщил:
— Только заправляют они их по-чудному...
— Где живет начальство, которому биржа подчинена? — с нетерпением перебил его Ковалев.
— Маланья сказывала, что главный начальник на станции Слесари живет. Только верить ей...
— Врать, что ли, любит?
— Не то чтобы врать, а у нее рот вообще никогда не закрывается, вроде станкового пулемета...
— Тебя она тоже многому научила, — вставил Поленов.
Ковалев вызвал секретаря.
— Лошадь мою к конторе, быстро! Я буду в Слесарях, вернусь к вечеру. Ты, Степан Павлович, поедешь со мной. Покажешь мне биржу с цистернами.
Вы сегодня еще не ели, Сергей Иванович, — озабоченно напомнила девушка-секретарь Ковалеву.
Ковалев полез пятерней в затылок. Есть действительно вдруг захотелось, как волку. Но было жаль тратить время на еду.
— Ко мне заедем, — предложил вездесущий Ховринов, возьмем с собой холодной телятины, по дороге и поедим. И для сугреву если хотите... ха-ха-ха!
Минут через сорок Ковалев с Ховриновым были на бирже. Это был небольшой склад лесоматериалов, уложенных в довольно высокие штабеля. Весь склад как бы делился пополам ширококолейным железнодорожным тупиком, в конце которого стояли две сорокатонные цистерны. Ковалев залез на одну, открыл люк и посмотрел в нутро. Цистерна была на три четверти залита топливом. То же самое было и во второй.
— Степан Павлович, тонн семьдесят солярки! — радостно кивнул Ковалев, прыгая прямо сверху в снег. — Ну, Ласточка, проговорил он, усаживаясь в санки и обращаясь к лошади, — теперь покажи, на что ты способна. Степан Павлович, сколько отсюда до Слесарей?
— Восемь верст.
— Ну верст так верст, пусть по-твоему, — согласился повеселевший директор. Он сначала немного подтянул вожжи, покрутил концом их в воздухе и, крикнув: «Ласточка, давай! — свободно отпустил. И замелькали по обеим сторонам дороги освободившиеся уже от снега тонкие стволы берез и осин, справа в редких прогалинах выскакивала, кусками, железнодорожная колея.
— Такая лошадь в крестьянстве не годится, — рассуждал Ховринов. — Куда к чертям... На ней только воровать ездить или со сватовства убегать, когда девку хотят обязательно тебе всучить... Вот тогда на такой... Й-ех! — взвизгнул он, вспомнив, очевидно, свою молодость...