— Поговори, поговори, да построже. А то ты с ней мямлишь всегда, противно слушать. Вот она и распустилась.
Перед тем как лечь, Марина Николаевна долго пробыла в ванной комнате. Она уже и причесалась на ночь, и лицо ко сну тщательно, как всегда, приготовила, но все почему-то медлила, придумывая всякие мелкие, пустяковые дела. Наконец заметила это за собой, удивилась и тут же поняла, что хочет застать мужа спящим.
Когда она вошла в спальню, Дмитрий, лежащий с книжкой в руках, встретил ее блестящим, упорным взглядом. Странный озноб побежал у Марины Николаевны по коже, словно не в постель она должна была лечь, а шагнуть в холодную воду.
Потом, в темноте уже, она почувствовала на своем плече тяжелую руку мужа. Она знала, что рука сейчас оживет, проявит настойчивость и силу и, предупреждая это, прошептала:
— Замоталась я что-то сегодня…
— Спи, — отозвался Дмитрий после некоторого молчания. — Спи, знай.
Утром Марина Николаевна проснулась бодрой, с удовольствием предвкушая предстоящие заботы и дела. Правда, со вчерашнего дня что-то застряло у нее в душе, как заноза, неловкость какая-то, смутное, неопределенное чувство вины. Разбираться в себе она не хотела, хотя и догадывалась, что это с Бритвиным, скорей всего, связано. Нужно было убрать неприятный этот осадок, и она решила, что лучшее для того средство — работа по дому. И не одной, а с детьми.
Вадим, услышав новость, поскучнел, а Дарья засуетилась, вертясь около Марины Николаевны и заглядывая ей в глаза.
— Мам, ну что ты… — канючила она. — Какая там уборка в такую погоду! Давай плохой подождем, а?
— До осени? — спросила Марина Николаевна насмешливо.
— Почему, это ж и летом бывает. Да у нас же чисто, чего убирать…
Неохотно начатая работа, как это часто бывает, вскоре увлекла и Дарью, и Вадима. Вадим орудовал пылесосом в спальне, а Марина Николаевна с дочерью протирали в гостиной стекла огромной чешской стенки. У Марины Николаевны навязчиво вертелся в голове мотив модной, весело-грустной песенки, она даже тряпкой по стеклу водила ему в такт и вдруг услышала, что дочь тихонько напевает то же самое. Марина Николаевна, незаметно для себя, стала подпевать ей едва слышно. Дочь заметила, подмигнула и запела погромче. Так они и работали, и пели как подруги. Рядом Вадим жужжал пылесосом, на кухне позвякивала посудой мать, и Марине Николаевне было так хорошо, как редко когда бывало в жизни.
Из спальни, волоча за собой пылесос, вышел Вадим.
— Не здесь, не здесь! — закричала Дарья. — Иди пока в прихожей палас пропылесось. Мы тут песни поем с мамой, не мешай!