На работе оказалось, что одна из «девочек» Марины Николаевны, Светлана, заболела. А она как раз сегодня должна была делать обзор по текущей литературе на заводе во время обеденного перерыва. Поразмыслив, Марина Николаевна решила поехать на завод сама. Давно уже она не выступала с обзорами, а когда-то ведь любила. Живое дело, живые люди. Кроме того, ей хотелось занять себя поплотнее — и по дороге на работу, и в библиотеке ей вновь стал навязчиво вспоминаться Бритвин, и в этом было уже что-то оскорбительное. Что за наваждение, с которым она никак не может справиться!
День был жаркий. Размякший асфальт мостовых жирно блестел, издавая чадный, кухонный какой-то запах; людские лица лоснились от пота и выглядели то дремотно-усталыми, то возбужденно-шальными; у автоматов с газировкой клубились нетерпеливые очереди; вокруг продавщиц мороженого стояли маленькие, тесные толпы.
Когда Марина Николаевна подошла к проходной завода, ей показалось, что зной здесь еще въедливей и злее. Упорный, мерный, напряженный заводской гул, доносящийся из-за серого бетонного забора, словно бы имел нечто общее со зноем, сливался, спаивался с ним. Марина Николаевна поежилась, представив, каково же людям там, на заводе, в его железном, гудящем, лязгающем, грохочущем нутре.
Встретил Марину Николаевну пожилой заморенный мужчина и повел в механосборочный цех. Шагая по территории завода и особенно оказавшись в цеху, Марина Николаевна все острее чувствовала, что ей неловко, совестно и за свои тщательно уложенные, пышные волосы, и за яркое платье с большим вырезом на груди — слишком уж серьезным, суровым, почти пугающим было то, что она видела вокруг. Ее поражал, заставлял чувствовать себя маленькой и ничтожной, и разнообразный и в то же время слитный, единый шум, и вид огромных, непонятных сооружений, и запах, многослойный, терпкий — запах горячей, железной работы. Лица стоявших у станков людей имели серьезное, внимательное и чуть печальное выражение.
Проходя мимо каждого, Марина Николаевна и стеснялась смотреть, и все-таки смотрела. Она ждала, боясь этого, что работающий человек поднимет глаза и увидит ее — такую нарядную фифу…
В красном уголке цеха, большой, вытянутой в длину комнате, стояли ряды деревянных кресел и покрытый зеленым сукном стол. Несколько мужчин в серой рабочей одежде сидели у дальней от стола стены.
Провожатый, сказав, что народ сейчас соберется, вышел, и Марина Николаевна осталась у стола, не зная, как быть дальше. Ей было неловко стоять на виду у мужчин, которые, переговариваясь и улыбаясь, поглядывали на нее, и она села. Однако и сидеть без дела было нехорошо, и Марина Николаевна достала из сумки книгу и попыталась читать, время от времени осматривая комнату.